«Она очень увлечена своим делом, – думал Лукас, не в силах оторвать взгляд от ее прекрасного лица. – Может, имеет смысл забыть об опасениях и довериться выбору Лариссы?»
– Как моя сестра узнала о вас? – отрывисто спросил он.
– Она увидела мои платья в журнале мод «Икона стиля».
Лукас удивленно поднял брови:
– Вы, должно быть, известнее, чем я думал, если ваши работы привлекли внимание редактора «Иконы стиля». Этот журнал – самый продаваемый и авторитетный журнал мод в мире.
– Надо сказать, что мне повезло, – честно объяснила Белль. – Мой брат делал свадебную съемку для этого журнала. Может, вы о нем слышали? Его зовут Дэн Таунсенд, он известный фотограф моды. Когда один из дизайнеров в последний момент отказался от публикации в журнале, Дэн убедил редактора «Иконы стиля» использовать несколько платьев из моей коллекции.
Лукас был невольно заинтригован Белль. Ее личная жизнь его не касалась, напомнил он себе, но по какой-то непонятной причине ему хотелось узнать о ней больше.
– Почему у вас с братом разные фамилии?
Белль замялась, но напомнила себе, что не нужно стыдиться правды. Она не виновата в том, что оказалась внебрачным ребенком. Узнав правду о своем рождении, она сама решила официально сменить свою фамилию с Таунсенд на Андерсен, девичью фамилию матери.
– У нас разные отцы.
Это было единственным, что огорчило Белль, когда выяснилось, что Джон не являлся ее биологическим отцом. Но Дэн настаивал, что это не имеет значения.
– Ты все равно останешься моей сестренкой, – мягко сказал он. – Думай о хорошем – главное, что ты не приходишься родственницей самому неприятному человеку на Земле. Это мне придется мириться с мыслью, что из-за маминого нежелания разводиться с моим отцом ты так и не узнала своего.
«Мама умерла и унесла эту тайну с собой в могилу», – удрученно думала Белль. Теперь у нее нет возможности выяснить, кто же все-таки был ее настоящим отцом, хотя она постоянно думала о нем на протяжении последних трех лет – с тех пор, как в день похорон ее матери Джон сообщил ей, что она ему не дочь.
«Если бы только Гудрун сказала мне правду!» Но Белль быстро отмела эту мысль. Глупо злиться на свою мать и считать, что женщина, которую она любила больше жизни, предала ее. Наверняка Гудрун полагала, что поступает правильно, не говоря Белль правду о ее отце. Более того, у нее не было выбора – Джон угрожал, что в случае развода он не позволит ей видеться с Дэном. Он согласился воспитывать ребенка, рожденного от ее любовника, как своего собственного – при условии, что их брак не будет расторгнут.
«Ни в коем случае нельзя запрещать женщине видеться со своим ребенком», – размышляла Белль. Гудрун ставила любовь к сыну выше своего собственного счастья, но из-за этого детство Белль было несчастливым – она не могла понять, почему мужчина, которого она считала своим отцом, презирал ее. «Как же все запутано, – грустно подумала она, – и все потому, что мама вышла замуж не за того человека». В своем дневнике Гудрун писала, что за несколько месяцев до свадьбы она поняла, что брак с Джоном был ошибкой, но она уже была беременна Дэном, поэтому ей и пришлось жить с нелюбимым человеком. Белль поклялась себе никогда не совершать этой ошибки. Ей нравилось шить красивые, романтичные свадебные платья, но идея пожертвовать своей независимостью ради мужчины совсем не привлекала ее – особенно если речь шла о таком мужчине, как Лукас Христакис. Эта мысль пришла ей в голову, когда она любовалась его мужественными чертами. Да, в своей жизни она не встречала мужчины красивее Лукаса; он мог быть обворожительным, когда ему это было нужно. Но он был слишком жестким, слишком властным. Убеждать его – только зря тратить время: об этом ясно говорили плотно сжатые челюсти Лукаса. Разочарование тяжелым камнем легло ей на сердце. Она допила сок, поставила стакан на стол и взяла сумочку.
– Хорошо, мистер Христакис, ваша взяла. Если я уеду в Афины на следующем же пароме, я еще успею на вечерний рейс в Лондон. – Она помолчала и спросила: – Можно ли придумать объяснение для Лариссы, почему я не смогу сшить ее платье – семейные обстоятельства или еще что-нибудь? Я не желаю, чтобы она сочла, что я просто исчезла – даже если бы вам хотелось, чтобы она так и считала, – с упреком добавила она.