Выбрать главу

Вот и всё. Отступать уже некуда. И куда-то бежать-прятаться — тем более!

— Можешь считать нас кредиторами своего отца. Которым он очень много чего задолжал.

— Вы же… вы же не люди! О каких кредитах вы вообще говорите?

— Какое милое создание, ты не находишь? — Дэй ещё шире улыбнулся, явно восхищаясь моей реакцией на его слова, и обернулся к своему пока ещё молчаливому, но не менее «любопытному» напарнику. — Так забавно за ними наблюдать, когда не применяешь к ним ментального внушения. Животные инстинкты превыше всего. Затмевают любой, даже самый циничный здравый разум.

— Зато их эмпатия поражает, не говоря уже про прочую обострённую чувствительность.

Я впервые услышала более сиплый и низкий голос Найта, и от его не менее вибрирующего звучания мне тоже невольно захотелось поджать пальцы на ногах и ещё сильнее вжаться в равнодушную к моей неминуемой участи стенку.

— Ты ведь хорошая девочка, Алана, не так ли? Прилежная ученица, любящая дочь и законопослушная единица вашего среднего привилегированного класса. Ты же должна помнить первые статьи из Мирового Кодекса по гражданским правам всего человеческого населения, как должна себя вести с такими, как мы?

Кажется, ещё немного, и я точно хлопнусь в обморок. Хоть они ещё и не приближались ко мне в самый притык (пока!), остановившись где-то по центру камеры рядом с креслом, легче мне от этого нисколько не становилось.

— П-почему я? Зачем я вам?.. Я же… я же всего лишь человек. Никто! Особенно для вас!

Мягкая улыбка так и не сошла с тонких губ Дэя, разве что стала чуть менее выразительной.

— Тем ты нам и интересна, Алана. — он сделал ко мне ещё пару небольших почти крадущихся шагов, но всё же остановился на относительно безопасном расстоянии. — Тем, что ты не такая, как мы. А ещё тем, что ты, вроде как, считаешься по вашим человеческим понятиям девственницей. Хотя, проживание в женском интернате мало что гарантирует в этом плане.

— Ч-что вы… собираетесь со мной делать? — зачем я задала именно этот вопрос, так и не пойму. Лучше бы сразу попросила отключить мне человеческие эмоции со способностью думать о чём-либо вообще.

— Ничего такого, что тебе может не понравиться. И, да… Ты бы не могла раздеться? Нам хочется посмотреть на тебя всю, без этих страшных тряпок.

— ЧТО?!

— Ты не ослышалась. Раздевайся. Полностью. Догола…

— В-вы… вы это серьёзно? Или вправду думаете, что это так просто сделать?.. Я вас не знаю!

— Кричать об этом не обязательно, Алана. И ничего такого предосудительного мы пока тебе не предлагаем. Хотя спокойно могли сделать это и сами. Как видишь… — синеглазый Дэй вдруг подхватил всего одной рукой массивное кресло и крутанул на вид не такой уж и лёгкий предмет мебели вокруг оси на сто восемьдесят градусов перед тем как усесться на мягкое сиденье в позе созерцателя-эстета. — Мы сохраняем безопасную дистанцию. Можно сказать, уважаем твоё личное пространство.

Уважают моё личное пространство? Да они банально надо мной издеваются. Как будто пришли на заказанное ими заранее приватное шоу. Причём один, как тот Фон-барон расселся в «зрительном» кресле, а второй, скрестив на груди руки, пристроился рядом в не менее расслабленной позе.

Настоящие психопаты!

— Ну же, Алана. Тебе же приходилось в том же интернате в смотровом кабинете вашего штатного доктора раздеваться и возможно даже в присутствии других девочек. Считай, это почти то же самое.

— П-пожалуйста… Отпустите меня! Я же… я совершенно ничего не умею!

— В этом и есть твоя ценность, Алана. Хотя, на деле, она состоит немного в другом. Но не суть… Пожалуйста. Просто разденься и никто ничего плохого тебе при этом не сделает. Обещаем. Мы только посмотрим. Со стороны.

— Вы… ненормальные?

В этот раз они осклабились оба, и меня едва не передёрнуло от их безупречных голливудских улыбок истинных хищников. Мне даже страшно представить сколько им вообще было лет, не говоря про огромный пугающий жизненный опыт за пределами нашей планеты.

Об Иных ничего конкретного или научно обоснованного никогда не распространялось, кроме распускаемых самими людьми слухов. Они и без того казались нам какими-то недостижимыми во всех смыслах богами или полубогами, так ещё и говорили, будто они то ли бессмертные, то ли способны жить тысячелетиями. К тому же, они лишены большей части человеческих чувств и эмоций, пусть и утверждали, что являются нашими создателями. Хотя никогда и не объясняли, зачем они вообще нас создавали и почему вдруг решили объявить свои на нас права.