— Леди Говард, Бенито, — так же официально кивнул сенатор.
— Может быть, мы обсудим все за столом, уважаемые синьоры? — с непередаваемым ехидством поинтересовалась Росита. — А то, боюсь, скоро пирогов не останется. Салат-то уже тю-тю. Простите, дядя… — подойдя к сенатору, она аккуратно сняла с его благородных седин веточку базилика.
— Спасибо, девочка моя, — не уронил достоинства сенатор. — Но твоя мать вряд ли…
— Действительно, пора ужинать. Прошу вас, лорд Говард, — синьора Селия указал на место во главе стола. — Джузеппе, прошу.
— Благодарю, синьора, — Кей сдержанно поклонился, никак не прокомментировав, что из обормота Кея он вдруг стал лордом Говардом.
Все чинно расселись, заодно и несколько успокоились. Я оказалась между Кеем и Бонни, напротив Кея — сенатор, рядом с ним Карло, а синьора Селия — напротив Бонни. Все как по учебнику, антагонисты лицом к лицу. За исключением меня и Роситы — мы-то, как девочки умные, ни с кем воевать не собирались.
Мирные переговоры под безумно вкусную пасту с морепродуктами, пирожки и десяток сортов домашнего сыра пошли намного лучше, чем на голодный желудок. Даже с Бонни слетела маска оскорбленной гордости. Еще бы! Последний раз мы ели еще в Москве, а было это минимум шесть часов назад! Ну, какая-то фигня типа кофе и бутербродов в самолете не в счет. Что здоровым мужчинам какие-то бутерброды, особенно если учесть, что в полете делать в целом нечего, кроме как проводить время совершенно безнравственно… или нравственно, учитывая, что мы супруги? Короче, неважно. Паста, пирожки, тефтельки, сыр и мармелад были обалденно вкусными! И даже вопрос Кея к сенатору не испортил мне аппетита.
— И что же интересное мы пропустили, синьор Кастельеро? Кстати, раз уж мы теперь родственники, мы могли бы оставить формальности. Близкие зовут меня Кеем.
К чести Джузеппе надо сказать, что он не подавился. Вот что значит — сенатор!
— Благодарю, Кей. — Дон отложил вилку, видимо, чтобы ни в кого ее ненароком не воткнуть. — Раз уж мы теперь родственники…
Синьора Селия со звоном уронила чашку и сжала губы, глядя на дона Джузеппе с ненавистью. О как. Неужели дон признался ей, что сделал ребеночка Клаудии? Смелый шаг.
Пока дон Джузеппе отвлекся на нее, в разговор вклинился Бонни:
— Где Клау, дядя? Надеюсь, ты не успел наговорить ей черт знает чего!
— Что ж, хотя бы не обвиняешь в ее убийстве, — дон Джузеппе словно разом постарел. — Не стоит считать меня таким уж чудовищем. Навредить собственному ребенку было бы слишком даже для меня. Или ты так не считаешь, Бенито?
Бонни только хмуро дернул ртом, но не ответил. Надо же. А мне казалось, он снова бросится в драку.
— Не задавай вопросов, на которые не хочешь получить ответов, Пеппе, — вместо Бонни отозвалась его мама.
— Я уже получил ответ, Селита, — тон и выражение лица дона говорили о том, что ответ этот ему очень не понравился.
— И что вы собираетесь делать дальше, Джузеппе? — спросил Кей.
— Для начала найти Клаудию…
Продолжить он не успел. Около дома взвизгнули тормоза, хлопнула дверь автомобиля, и все дружно уставились на входную дверь. А я подумала, что по законам жанра сейчас должна появиться либо Клау, либо полиция, на худой конец адвокат Клау. Так что когда открылась дверь, я не удивилась. Ну, почти.
33. Люди в черном, дубль второй
Нью-Йорк, некоторое время назад
Клаудиа
Поморщившись, Клаудиа закрыла чужой ноутбук и резко отодвинула от себя.
— Я не хочу это смотреть.
— Хорошо, синьорина. Уверен, вы увидели достаточно.
— Более чем. Извините, меня тошнит.
— Могу предложить вам чаю с мелиссой, синьорина.
— Вряд ли это поможет, синьор Нунцио. Может быть, вы наконец-то скажете, что вам от меня нужно?
— Лично мне, прелестная синьорина, ровным счетом ничего. Шеф велел дать вам информацию и возможность подумать.
— Это не информация, это… это порнография! Я не желаю… Вы уберетесь из моего дома, наконец? Я все увидела и услышала, мне нужно побыть одной.
И помыться. Сейчас же помыться. Боже, как она могла любить это?! Верить, что это может стать нормальным? А его ребенок… но ведь остальные Кастельеро нормальные, нормальные же? Только Бенито…
Клаудиа сглотнула горький комок в горле и зажмурилась до цветных пятен перед глазами. И все равно перед внутренним взором стоял Бенито, сам — сам!!! — опускающийся на колени перед мужчиной, прямо в каком-то общественном туалете… мужская рука с обручальным кольцом сжимает его волосы, Бенито блаженно стонет, и лицо у него счастливое. Боже. Отвратительно. Как может нравиться такое?!