Кей молчал, глядя на него с какой-то непонятной тоской.
А Бонни словно во сне, не чувствуя собственного тела — ничего не чувствуя, кроме болезненного биения пульса в висках — отодвинул дверцу… и уставился на полупустое шкафное нутро. Ее любимых платьев не было. Ее любимых джинсов и рубашек — не было.
Не желая верить своим глазам, Бонни провел рукой по одинокому кардигану от Армани, который Роза так ни разу и не надела.
Нет. Не может быть. Роза не могла. Езу, пожалуйста, пусть этому будет какое-то другое объяснение!
— Где Роза? — вместо нормального голоса из горла вырвался какой-то жалкий сип.
— В Москве, — прозвучало почти как «электрический стул».
Но Бонни все еще не хотел верить, цеплялся непонятно за что…
— Когда она вернется? Она же вернется, Кей? — он обернулся, с надеждой вгляделся в печальное, какое-то опустошенное лицо Кея.
— Не знаю, наверное, — он на несколько секунд замолчал, словно не знал, что сказать, а потом через силу улыбнулся. — Все будет хорошо, братишка. Скажи Керри, чтобы подавала ужин.
И ушел в душ — с идеально прямой спиной, гордо развернутыми плечами и поднятой головой. Вот только Бонни готов был поклясться, что в серых глазах стоят слезы.
Черт. Как? Как она могла так поступить с ним? С Кеем, лучшим из людей?! С ними обоими?! Езу, и эту женщину он любил?..
Он вломился к Кею в ванную, думая только об одном: никто, никто и никогда не смеет делать Кею больно!
— Британия! Ты… — лишь на миг притормозив на пороге, Бонни сделал несколько шагов, стер горькую морщинку между бровей Кея. — Почему ты отпустил ее?
— Нельзя держать того, кого любишь, — тихо и очень ровно ответил Кей.
Бонни вздрогнул, словно слова Кея были ядом, попавшим на его кожу. Нельзя держать? Нет. Нужно. Нужно держать! Так крепко, чтобы даже не хотелось вырваться. Так крепко, как Кей держит Бонни. Почему Розе оказалось этого мало? Как ей вообще могло прийти в голову бросить Кея? Почему все женщины — бешеные суки?!
— Она мизинца твоего не стоит, Британия, — Бонни почти верил в то, что говорил.
— Стоит, Сицилия. Она стоит всего мира.
— Но… она же…
— Я люблю ее. Она вернется, Сицилия. Подумает немного, успокоится, и вернется.
— Хочешь, полетим за ней в Москву? Вместе?
Кей покачал головой и погладил Бонни по щеке.
— Я не могу. Не сейчас, — и горько улыбнулся: — Можем мы хотя бы эту ночь провести с тобой вдвоем?
— Конечно, Британия, — кивнул Бонни, расстегивая свою рубашку.
Эту ночь — да. А дальше он знает, что делать. Никто, никогда не смеет бросать Кея!
11. Лучший твой подарок…
Москва, вторая половина октября
Роза
Глубоко вздохнув, как перед нырком в ледяную прорубь, я распахнула дверь и впустила в квартиру хмурого и злого, как тысяча чертей, Бонни.
— Какого черта ты удрала в Москву? — было первым, что я от него услышала.
Конечно, здороваться — это не для настоящих козлогениев. Надо сразу рога наперевес и бодаться. Сукин сын!
— Захотелось, — моментально вспыхнула я. — Если все сказал, проваливай.
Несколько секунд он мерил меня ненавидящим взглядом: от повязанной на голову косынки вниз, до древних разношенных кедов. Особенно задержался на швабре в моих руках. Потом оглядел доступные от двери части коридора и вернулся взглядом ко мне. Я с большим трудом держалась, чтобы не огреть его шваброй по тыкве. В которой, похоже, происходила какая-то мыслительная деятельность.
— Собирай чемодан, ты возвращаешься в Нью-Йорк, — скомандовал мистер Баран.
— Ага. Шнурки только поглажу.
На миг он завис от незнакомой идиомы, но тут же перевел на свой бараний и снова яростно сверкнул глазами:
— Коза драная!
— Кобель недоеный! — не осталась в долгу я.
— Как ты могла так поступить с Кеем? — Бонни шагнул ко мне, прямо грязными ботинками по только что вымытому полу. — Он дал тебе все! Он любит тебя, заботится о тебе, а ты?! Какого черта ты его бросила?!
Вот теперь зависла я. Бонни продолжал вдохновенный итальянский скандал, а я пыталась осознать: я бросила Кея? Я что, похожа на дебилку из бразильского мыла? Да с чего он вообще взял такую чушь?! И тут до меня дошло, откуда. Кей! Ему сказал Кей! О боже, неужели милорд Совершенство соврал? Зачем? Он же так печется о душевном комфорте Бонни, а тут…
— Ты вообще меня слышишь, твою мать!
— А ну заткнись, сукин сын! — отмерла я и крепче сжала швабру. Скандалить, так скандалить! — Не твое собачье дело, где я и что с моим ребенком, ты понял? Это не я собралась жениться на селедке и оповестила об этом мужа через газеты!