Когда он нес Эль Драко по переходам базы, от него шарахались. Даже генерал не осмелился задержать его или о чем-то спросить. Может быть, потому что теперь глаза Никеля светились, как лавовые разломы. А может быть, потому что у сотрудников АНБ внезапно проснулась совесть, что, конечно же, куда менее вероятно, чем превращение оперного кумира в дракона.
Никель поставил его на землю только на взлетной полосе, велев собственным сопровождающим отстать и проследить, чтобы их никто не беспокоил. Но, даже поставив, еще несколько мгновений не выпускал его из рук. Не мог. Не сейчас. Только не сейчас…
Это очень трудно, осознать, что больше никогда не коснешься того, кого любишь. Что больше никогда твое сердце не оборвется от счастья только потому, что он улыбнулся тебе и назвал тебя по имени. Что больше никогда…
Никогда ты не сможешь поцеловать его, хотя бы вот так, целомудренно касаясь губами его соленой, пахнущей гарью и металлом кожи.
Никогда не почувствуешь тепло живого тела ладонями.
Никогда.
Кроме как сейчас. В самый важный, самый счастливый и горький момент твоей жизни, момент, который ты будешь вспоминать до самой смерти. Хранить его. Пересматривать, как самое драгоценное сокровище.
Потому что никогда больше ты не скажешь, глядя ему в глаза:
«Я знаю, что ты не простишь меня. Я сам себя не прощу. Но… я люблю тебя, Марио. Всегда. Просто помни об этом».
«Это приказ, мой лорд?»
Его голос хрипл, насмешлив и ломок, и так хочется сказать: да, это приказ. Помни. Помни меня. Но Никель лишь качает головой, не отрывая взгляда от изможденного, острого и покрытого кровавыми разводами лица. Самого прекрасного лица на свете.
«Это просьба, Марио. Приказов больше не будет. Ты… — Никель сглатывает горький ком в горле, и говорит ясным, внезапно звонким голосом: — Ты свободен».
А потом отступает на шаг, роняя пустые руки, впуская в себя ночной ветер, звуки разогреваемого мотора и желтый, обманчивый свет драконьих глаз. Все, что у него осталось.
«Теперь ты веришь мне, Марио?» — одними губами спрашивает Никель, и ему безумно важно услышать это короткое «да». Как будто от этого зависит больше, чем его собственная жизнь.
«Да», — кивает Эль Драко, еще не совсем веря в реальность свободы, и отступает на шаг.
«Теперь ты можешь отомстить мне, если хочешь. Я приму это, как справедливое наказание. Ты же чувствуешь это? Ты свободен?»
«Да, мой лорд», — произносит Эль Драко одними губами, и его голос снова прерывается, а сам он отступает еще на шаг, и еще… он ждет еще одного чуда. Вот, сейчас, прошу тебя, мой лорд, останови меня, скажи…
«Лети, мой дракон», — так же, одними губами, говорит Никель.
И смотрит, как человеческая фигура растворяется в тумане, а на ее месте возникает дракон. Огромный. Прекрасный. Свободный. Он расправляет крылья, поднимается, и замирает на миг, смотрит на Никеля, будто вот-вот что-то скажет…
А через мгновение его уже нет.
Ни порыва ветра, ни хлопанья крыльев, ничего. Исчез. И когда у ног Никеля что-то падает с глухим звяком, он не сразу догадывается наклониться и поднять… чешуйку. Черную, с ладонь величиной, драконью чешуйку.
Он стоит, держа ее в ладонях, смотрит в пустое ночное небо, и, наконец-то шепчет:
«Прости меня, Марио. Пожалуйста. Когда-нибудь. Прости меня».
И ему кажется, что его услышали. Где-то. Когда-то.
28. День драконьей независимости
На последних фразах Бонни плакал, даже не пытаясь спрятать слезы. Честно говоря, я тоже. Было безумно жаль двоих придурков, Никеля и Марио… в смысле, Бонни. Из него получился потрясающий дракон. Как будто драконом родился.
— А дальше? — спросил он через несколько мгновений, сердито вытер лицо подушкой и подгреб меня к себе под простыню. — Только не говори, что дракон улетел навсегда. Он не такой идиот.
— Уверен, что не такой? — обняв Бонни руками и ногами, я грелась: сама не заметила, как примерзла.
— Уверен.
— Ну, наверняка они снова встретились. А вот как, зависит от того, простил ли дракон Никеля. Ты бы простил?
— Простил бы, куда б я делся. Я его люблю.
Я задумчиво поцеловала его в шершавый подбородок, заглянула в глаза.
— Только поэтому бы простил?
Бонни покачал головой и ответил внезапно серьезно:
— Нет. Я устал ненавидеть и разрушать все, что мне дорого. Никель смог признать свои ошибки и поступить правильно. Я тоже смогу. — Бонни нежно мне улыбнулся и снова прижал к себе. — Мне повезло больше, чем дракону. У меня есть вы оба, ты и Кей. Как ты сказала, никаких отмазок, только осознанные решения?