А Британия с Сицилией радостно обнимались, хлопали друг друга по спинам, Сицилия что-то рассказывал с горящими глазами.
Катька рядом со мной тихонько шмыгнула носом. Такая трогательная встреча! А какая сейчас будет трагедия, ведь лорд не дурак и чует напряжение зала-то!
Мне очень хотелось заржать. Трагедия, да уж. Сейчас кто-нибудь прямо со сцены объявит: о, неверная жена, покайся! Ага-ага. И я ка-ак покаюсь! А Кей ка-ак зарядит «молилась ли ты на ночь, Дездемона?». Хотя, конечно, мне жуть как интересно: кто решится стать сукой? Был бы тут Бурцев, поставила бы на него, как на первого обиженного кандидата. Еще может быть Света, которую Бонни подвинул с роли Люси в пользу Катьки. Остальным совсем невыгодно, хотя когда речь идет о возможности сделать гадость, разум люди теряют только так.
Эх, ладно. Что-то я сегодня пессимистка. Может быть, все будут молчать, как партизаны? Сплотят ряды ради своего великого режиссера! Короче, не будем их искушать дольше необходимого.
Я уже встала и сделала шаг к своим мужчинам, когда повисшая в зале подозрительная тишина лопнула, как мыльный пузырь. Этаким дружным обалделым выдохом. Отчего обалделым? Ну, я бы могла предложить три попытки на угадайку, но тут довольно и одной.
Бонни поцеловал Кея. В губы. Наверняка сказал перед этим что-то безумно трогательное, он умеет. И по счастливым глазам Кея заметно, что у него получилось.
Да, и Кей поцеловал Бонни в ответ, очень горячо и совершенно недвусмысленно. Перед ним-то давно не стоит вопрос «ой-ой, что скажут родители».
— Упс, — за моей спиной выдохнула Катька.
А я обернулась и ей подмигнула:
— Я ж говорила, не поссорятся.
И побежала к ним. Мне, может, тоже хочется!
— Наконец-то, я ужасно соскучилась! — вклинилась я в трогательную сцену «не прошло и десяти лет, как Бонни плюнул на дурацкую конспирацию, даешь любовь и дружбу народов».
— Раша! — Кей протянул ко мне руку, Бонни тоже, меня обняли и расцеловали сразу оба…
В общем, трогательная сцена любви народов состоялась. Не знаю, насколько это успокоило брожение умов на тему моего предстоящего развода, но наверняка дало повод для какого-то еще брожения. Мне было плевать. Кей приехал, Кей с нами, и все будет хорошо!
По крайней мере, сегодня.
Потому что завтра — двадцать девятое октября, Бонни ждут на Сицилии. И ему придется самому решить, летит он один или мы летим вместе. Семья мы, в конце концов, или нет.
30. Люди в черном
Нью-Йорк, некоторое время назад
Клаудиа
Ее мир рухнул. В тот самый момент, когда она сказала Бенито об их ребенке, и он ушел. Ничего не объясняя, просто собрал свои вещи и уехал в гостиницу, а потом и вовсе из Нью — Йорка.
Клаудиа не понимала, что происходит. Одна, в чужом городе, в огромной пустой квартире, которая оплачена всего на месяц вперед, беременная… как? Не могла же она настолько ошибиться в Бенито! Наверняка Бенито опять сорвался, сдался пагубной привычке. Наверняка все дело в этих Говардах! Все такие с виду благовоспитанные, а внутри — гниль! Не могут нормальные люди вести себя так… делать в постели такое…
Взгляд Клау упал на широкую кровать. Ту, где они с Бенито занимались любовью. Он бы таким нежным и внимательным, ему было хорошо с ней, без всяких извращений. Он — нормальный! И если бы не Говарды, у них бы все получилось. Он почти справился!
Но появились они, и Бенито словно с ума сошел. Он так смотрел на эту Розу, что Клаудии впервые захотелось кого-то убить.
Ужасно. Отвратительно. Она — и такие мысли! До чего она докатилась? Как?
После звонка Бенито стало еще хуже. Он отказался с ней говорить, и она по голосу чувствовала — он с этой проклятой леди Говард, и ему совершенно нет дела ни до Клаудии, ни до их ребенка. Почему? Ведь он же хотел, он сам сказал, что хочет детей! И дон Джузеппе…
Клаудиа подошла к темному окну, взглянула на свое отражение. Растрепанная, глаза наверняка красные и опухшие, настоящая брошенная клуша, как в фильмах. Отвратительно.
На такую клушу ни Джузеппе, ни Бенито бы не посмотрели второй раз.
Пригладив волосы руками, Клаудиа дотронулась до своего отражения, словно до незнакомки. Она никогда не хотела быть такой — одинокой, брошенной растрепой. Ее жизнь всегда была аккуратной, логичной и правильной. Не зря же она в колледже изучала психологию, пусть и не как основную специальность. Она — прекрасный стилист, она разбирается не только в моде и красоте, но и в людях.
Ей казалось, что разбирается.
До недавнего времени.
В чем она ошиблась? Понять бы… Но сначала привести себя в порядок. Плакать два часа от того, что Бенито не захотел с ней говорить, глупо. Глупейшее занятие на свете!