— Тебе обязательно направлять камеру на кровать? — спросила Бэлль, прижимаясь щекой к груди Эрика.
Тейт не мог не усмехнуться. — Это самое лучшее место. Каждый входящий в комнату обязательно попадает в объектив. Но, помимо основной цели, мне кажется, нужно сделать запись наших занятий любовью. Детка, на продаже секс-видео можно заработать кучу денег. Ты такая сексуальная. Я уже и название подходящее придумал: «Ботаник добивается красотки». Это был бы бестселлер. Только представь себе возможную прибыль! Можно будет не работать – деньги рекой потекут.
— Нет! — Аннабель бросила в него подушку. Тейт пригнулся, и подушка, пролетевшая мимо цели, опрокинула медвежонка с камерой и стоявшую рядом фотографию. — Я не собираюсь сниматься в порно.
Тейт решил, что обязательно поработает с ее комплексами, потому что, представив Бэлль в эротическом фильме, он реально завелся. В принципе любое ее действие его возбуждало. Даже просто ее присутствие.
Тейт нагнулся, поднял подушку и запустил ее обратно в Бэлль. Потом усадил ровненько медвежонка с камерой и, убедившись, что она включена, взял в руку упавшую рамку с фотографией. Чертовски порадовало то, что стекло не треснуло – Бэлль очень дорожила старыми бабушкиными фотографиями. Они не знали друг друга, поэтому Тейт склонялся к мысли, что эти снимки помогают ей почувствовать связь с бабушкой.
На фотографии в его руках Мари Райт улыбалась и обнимала за плечи молодую женщину. Они обе в коктейльных платьях, с красивым макияжем – выглядят так, словно собираются на вечеринку. Блондинке рядом с Мари на вид не больше двадцати пяти лет. Что-то в ней показалось Тейту знакомым – он напряженно всматривался в фотографию, пытаясь вспомнить. Имя. Ее имя словно бы вертелось у него на языке. Но откуда ему известно имя той, с кем дружила бабушка Аннабель?
— Что такое? Я разбила ее?
— Нет, просто женщина на фото рядом с твоей бабушкой кажется мне знакомой, — и где он мог ее видеть? Точно он не знал, но был уверен, что уже встречал ее.
Эрик выбрался из постели и потянулся за брюками. — Она есть еще на одной фотографии. На той, которую я оставил возле ксерокса. Могу предположить, что снимок сделан где-то в конце семидесятых. Ты тогда еще даже не родился. Откуда бы тебе знать какую-то ясновидящую из Нового Орлеана.
Что-то особенное было в ее лице. Где-то Тейт уже видел эти глаза странного цвета – синие, почти бирюзовые. Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не едва уловимая резкость в лице. Сегодня ей, наверное, за пятьдесят.
Точно! Наконец-то до него дошло! Вот уже который день он видит это лицо на экране телевизора – женщина в годах, жертва жестокого убийства, героиня множества сплетен. — Святое дерьмо! Это же та самая мадам. Это Карен Элерс.
Теперь многое прояснилось. Все те фотографии, на которых бабушка Бэлль запечатлена в окружении красивых женщин… Тейт наконец-то понял, каким образом Мари Райт смогла себе позволить покупку этого дома. Она сама была хозяйкой публичного дома, а потом, решив уйти на покой, продала свой бизнес Карен Элерс. Не дав Тейту заговорить, Эрик, видимо, тоже смекнувший что к чему, послал другу предупреждающий взгляд и покачал головой.
Тейт и Эрик дружили так давно, что часто понимали друг друга без слов. И сейчас Эрик взглядом приказывал ему остановиться. Не заострять внимания. Не выдавать секрет. Бэлль не имела представления о прошлом своей бабушки. Эрик прав. Наверное, в данный момент неправильно рассказывать ей о том, что бабушка была проституткой. Их невеста только-только разобралась и примирилась с собственным прошлым. Она и так в стрессе из-за того, что происходит в доме. А теперь еще они решили пожениться – это тоже повод для волнений. Не нужно ей знать ничего, кроме того, что бабушка ее любила.
Тейт промолчал, и Эрик, хлопнув его по плечу, сказал: — Это очень интересно. Думаю, они были соседями. Держу пари, ей было о чем рассказать. Кстати, приятель, ты не хочешь надеть штаны?
Тейт не хотел ничего надевать. Эрику придется привыкнуть к этому, потому что теперь Бэлль – их женщина. Для него находиться рядом с ней без одежды совершенно естественно. Временами он действительно становился противником общепринятых правил приличия.