Пытаясь пристроить на место элемент отделки, Аннабель наткнулась на потайную нишу, скрытую в столешнице. Отпустив Сэра на пол, она опустилась коленями на мягкий персидский ковер. Хотя под столом было довольно темно, чтобы суметь что-нибудь разглядеть, пальцы нащупали открывающийся отсек. Осторожно просунув руку в узкое пространство, девушка наткнулась на два предмета внутри. Вздрогнув, Бэлль осторожно вытащила свою находку и выползла из-под стола.
Две старых, миниатюрных кожаных книжки – одна чуть более выцветшая, чем другая. Девушка нахмурилась. Кабинет принадлежал ее бабушке, как и стол. Открыв одну из книжек, Бэлль взглянула на почерк. Женский.
— Похоже, бабушка вела дневник. Или хранила какие-то секреты, — рассеянно сказала Аннабель Сэру, усаживаясь на ковер.
Щенок забрался к ней на колени и тут же снова уснул. Девушка открыла вторую книжку – она была меньше по размеру – и, пролистав, снова нахмурилась. Кажется, ее бабушка была не в себе, потому что пожелтевшие страницы были заполнены длинными непонятными числами вперемешку с еще более непонятными словами, вроде «солнечный», «черный вход», «плащ» и «погашен». Белиберда какая-то. Какое отношение число 1005600099873 имеет к словам «розовый» и «пушистый»? А еще более странным оказалось то, что вторая половина книжки была исписана другим человеком. Те же странные коды и слова, но почерк другой.
Нахмурившиь, Аннабель отложила книжку в сторону. Возможно, эти странные записи имели какое-то отношение к бабушкиному занятию гаданием, но какое, понять было сложно. Возможно, эти коды для сохранения анонимности ее клиентов?
Вторая книжка была толще, и Бэлль, едва взглянув на первую страницу, сразу поняла, что это. Бабушкин дневник. Сердце кольнуло.
«27 сентября 1955 года». День рождения ее отца. «О, мой маленький мальчик. Как же я тебя люблю».
Слезы навернулись на глаза, когда Аннабель поняла, что читает сокровенные мысли бабушки – той самой незнакомки, связанной с ней кровью с момента рождения ее отца. Девушка листала страницу за страницей с всё возрастающим интересом. Ей очень хотелось выяснить, кем была ее бабушка. И это было хорошее начало. Пролистав несколько страниц вперед, Бэлль поняла, что фактически весь дневник – письма матери к сыну.
Бабушка, оказывается, не была ни бессердечной, ни равнодушной. Она любила сына, это стало ясно уже с первых двух страниц. Так что же произошло? Почему случился разрыв в их отношениях? Бэлль была готова поспорить, что ответ на этот вопрос кроется в дневнике. Засунув исписанную разной тарабарщиной книжку обратно в тайник, девушка принялась возиться с частью отделки стола, пока не почувствовала, что выпавший кусок встал на свое место. Судя по всему, он для этого и был предназначен.
Встав на ноги и направившись в свою спальню, Аннабель размышляла о том, как могло случиться, что часть отделки стола выпала. Сейчас тайник казался вполне надежным. И что это был за грохот? Она поняла, что звук не мог исходить от печи – слишком уж тот близко прозвучал. Но она попробует разгадать эту тайну чуть позже, когда не будет чувствовать себя такой обессиленной.
Сонно зевая, Сэр побежал вслед за ней, и Аннабель отбросила свои размышления прочь. Ничего страшного или трагического не случилось, так чего забивать себе голову? У нее есть кое-что для чтения. Но сначала она застелила чистым бельем кровать и убедилась, что все окна и двери в доме заперты. Оглядевшись еще раз, Бэлль покачала головой. Слой пыли толщиной в пару сантиметров, древний водонагреватель, выцветшие обои. Стать владелицей дома с такой историей и в таком запущенном состоянии – задачка не из легких, но… по крайней мере, это отвлечет ее от раны на сердце.
***
Эрику наконец удалось дозвониться до того гребаного стажера, которого Бэлль оставила вместо себя. Это произошло как раз в тот момент, когда они свернули на узкую оживленную улицу, ведущую к дому Аннабель. Ее новому дому.
— Да?
Уоррингтон Дэш III происходил из аристократической семьи, в которой было три поколения судей. Несомненное благо для парня, потому что по мнению Эрика в организме их стажера было слишком много травки. Не будь у него столь влиятельных родственников, сидеть бы ему за решеткой.