— Ты не дура! Доверчивая, да. Но не дура. И как только все закончится, мы обсудим твою дурную привычку оскорблять себя. Я не потерплю этого, — его голос стал ниже с сексуальной хрипотцой.
— Ты, должно быть, смеялся надо мной, над тем, сколько я рассказала о себе, над переживаниями которыми я делилась…
— Нет, если я и смеялся над чем-то, так это над тем, что я никогда столько не говорил. Я никогда не был так открыт. Ни с кем. Поэтому они чувствуют себя в безопасности, когда я говорю с тобой.
— Они? Ты о других парнях?
— Я должен был «внедриться», задать пару вопросов, узнать тебя и все. Мы не рассчитывали, что я буду говорить с тобой часами, но… я не смог остановиться. Боже, Кинли, когда я впервые услышал твой смех, он словно… Я увидел все краски мира. Это глупо. Забудь. Я не хорош в этом. Это по части Райли.
Девушка не могла понять, о чем он. Она все еще не отошла от того, насколько наивной оказалась.
— Я заглотила эту наживку и облегчила тебе задачу. Я рассказывала о свадьбе и в каком номере буду.
— Ты рассказывала мне, как была напугана, и как сильно хотела, чтобы мама была рядом и могла что-то посоветовать. Ты рассказывала, что я не должен стыдиться своих желаний, хотя я знал, как ты была шокирована, когда я объяснил что хочу найти женщину, которую смогу разделить со своими братьями.
Мужчина говорил о том, как рос в бедноте. Как, после ухода отца, его мама стала заниматься проституцией, чтобы прокормить их. Он утверждал, что знает, как носить выцветшую поношенную одежду в школу, потому что именно так и делали он и его брат. Кинли плакала из-за него. Она повесила трубку и плакала, потому что ее сердце разрывалось от боли за того маленького мальчика, которым он когда-то был.
— Как ты мог врать об этом?
— Ничего из того что я говорил, не было ложью, детка. Я рассказал тебе все о своей жизни. Мама умерла, когда мне едва исполнилось восемнадцать. Я работал на двух работах, чтобы Райли смог окончить школу, затем я пошел с Домиником в армию. У меня было всего две работы, потому что Доминик давал нам наличные сколько мог. Поэтому мы трое были семьей очень долго. — Лоу уперся руками в бедра и шумно выдохнул. — И я собираюсь пойти ва-банк и все выложить, Кинли. Я думаю, ты могла бы стать той женщиной, которая дополнит нашу семью, потому что ты показала «Майку» насколько ты милая. Боже, Кинли. Ты не должна слушать свою сестру или таблоиды. Ты умная. Ты преданная. Ты… черт, ты очень хорошая. И я знаю вся эта ситуация полностью вышла из-под контроля, но я хочу тебя — и не просто на пару ночей. Думаю, я смог бы стать лучше, если бы ты была в моей жизни. На самом деле, ты можешь всех нас сделать лучше.
Миллион мыслей пронесся в ее голове. «Лоу был «Майком», а «Майк» мог играть с ней. Какая прекрасная речь… но что если она лишь для того, чтобы завоевать ее доверие и выудить информацию. Доминик очевидно думает, что она что-то знает и хочет заполучить информацию, но… Он был слишком зол, чтобы самому спросить? Возможно, они все считали, что она жалкая и не поведется на одну и ту же уловку. Или может…»
Лоу наклонился и прижался своими губами к губам девушки, обрывая поток мыслей. И дыхание.
Сердце Кинли забилось сильнее. Кожу мгновенно обдало жаром. «Какого черта происходит?» Мужчина так нежно обхватил своими ладонями ее лицо, смотрел на нее так, словно она разгадка всех тайн во вселенной, словно она прекрасна и драгоценна. Кинли поняла, что застыла в ужасе, но какая-то часть ее предвкушала момент, когда он «захватит» ее рот.
«Мягкие». Она не ожидала, что его губы будут такими мягкими. Или время словно остановится на один восхитительный момент. Кинли и раньше целовалась: неуклюжие поцелуи, которые лишь заставили задуматься из-за чего весь шум? Даже поцелуи ее жениха были обычными. Чмок тут. Чмок там. Он утверждал, что хотел подарить ей чувство безопасности в браке, пока не наступит момент их первой настоящей близости, но она знала правду. Она ему не нравилась.
Дело в том… девушка никогда не считала секс чем-то важным.
Лоу заставил ее пересмотреть эту позицию. Он относился к ней так, словно она была желанной. Словно она была чем-то роскошным, а он был мужчиной, который никогда не пробовал чего-то настолько прекрасного и возможно никогда больше не испробует. Лоу держал ее, будто она была бесценной.
Кинли не могла не закрыть глаза и не запечатлеть этот момент — как соприкасались их носы, как его губы впивались в ее нижнюю губу, заставляя дрожать от восторга. Она старалась запомнить каждое легчайшее движение его языка и тот факт, что каждое поглаживание посылало импульсы к ее соскам. Мужчина приятно пах: чистотой и мятой. Он почистил зубы перед приходом, словно хотел, чтобы это произошло. Он хотел поцеловать ее.