Небо на горизонте окрасилось в персиковый, розовый и золотой цвета, а бледно-голубой цвет стал темным, когда тень сумерек выползла из-за горизонта.
Грейнджер растерянно наблюдала, как он смотрит на закат и пропускает теплый песок между пальцами здоровой руки, прижав культю к груди.
— Я не буду извиняться за то, что люблю тебя, — твердо сказал Драко, глядя вдаль. — Мне не нужно, чтобы ты что-то говорила, я ничего не ожидаю, Гермиона. Но ты должна перестать говорить мне, что мои чувства недействительны. Всю мою жизнь мне говорили подобное: сперва отец, потом Астория. И теперь ты делаешь тоже самое.
Она подвинулась и села рядом с ним.
— Они не недействительны, — осторожно сказала Грейнджер, — но мне трудно принять, что они реальны.
— Я не хочу ставить тебя в неловкое положение, рассказывая, что я чувствую. Я просто пытаюсь быть честным, — выдавил Малфой, и на этот раз, когда он посмотрел на нее — с такой страстью, любовью, обидой и болью, — Гермиона физически почувствовала, как ее мир перевернулся; и она впервые подумала, что то, что чувствовал Драко, могло было быть реальным. И, что ее настойчивый отказ причинял ему настоящую боль; разрывал его мир на части.
— Неужели мысль о том, что кто-то хочет быть с тобой, такая уж странная? Или дело именно во мне? Из-за того, что я недостаточно мужественный? Или из-за моей руки? Потому что, Гермиона, все то время, что мы провели вместе, заставляло меня думать, что ты другая. И ты дала мне возможность почувствовать себя по-другому. Ты сделала меня таким, каким я являюсь, только когда ты рядом. Это не фальшь, Грейнджер, и будь я проклят, если мне понадобится твое разрешение, так же как мне нужно было ее!
Это заставило ее поморщиться. Она никогда не думала, что он сравнит ее с Асторией, но за последние несколько минут Малфой сделал это уже дважды. Был ли он прав?
— Это… для меня выход из зоны комфорта.
— Так сложно быть любимой кем-то? — он был упрям и невозмутим.
И пожалел об этом, когда Гермиона погрузилась в молчание, глядя на закат, и поэтому ждал, надеясь, что она почувствует себя в достаточной безопасности, чтобы поделиться.
— Так вышло, что другие дети меня не любили, не играли со мной и не хотели, чтобы я была в их компании. Я могла бы назвать исключением только Гарри и Рона, сама не знаю, как так вышло. К тому времени, когда у большинства девочек появился первый парень, я уже знала, что проведу свою жизнь одна, и со временем научилась это принимать. Научилась получать удовольствие от своей компании. Чтобы справиться с одиночеством. Для меня это стало настолько нормальным, что я никогда не искала ничего другого. Я всегда была одиноким существом. Я живу параллельно с другими, Драко. Я живу вокруг них, взаимодействую с ними, но они не населяют мой мир. И я даже подумала о ребенке, потому что он мог бы скрасить мое одиночество. Так что то, о чем ты просишь, то, что ты предлагаешь, — это новое, и я не ожидала подобного от своей жизни. Я не пытаюсь обесценить твои чувства, когда ты говоришь мне, что хочешь, чтобы я была в твоей жизни, но этим ты просишь меня изменить мой собственный мир.
— Ну, ты в любом случае уже изменила мой, — настаивал Малфой. — Мне нужно знать, Гермиона. Мне нужно знать, касается ли эта влюбленность только меня. Мне нужно знать, схожу ли я с ума, или ты действительно чувствовала в нашу брачную ночь тоже самое?
Грейнджер собралась с духом, сглотнула и стиснула зубы.
Она долго и пристально смотрела на Драко, всматривалась в его глаза и через долгое время приоткрыла рот. И потребовалось еще время, чтобы все-таки, не меняя выражения лица, Гермиона очень тихо сказала:
— Ты не воображаешь. Это взаимно.
На лице Малфоя появилось облегчение, он усмехнулся и потянулся к ее руке. Грейнджер неохотно позволила ему взять свою кисть. Она все еще была настороже; она все еще чувствовала, что ей нужно пространство и время, чтобы все это осознать; признать, что его чувства были искренними.
Драко заставил ее мир крутануться вокруг своей оси.
Выражение лица Гермионы все еще было серьезным, когда она добавила:
— Это слишком сложно, Драко. Для кого-то вроде меня…
«Нет никого подобного тебе, — подумал Малфой, — есть только ты.»
Грейнджер повернулась, чтобы увидеть реакцию Драко. Он смотрел на нее открытыми и честными глазами, медленно моргая.
— Я знаю это, — сказал Малфой. — Все сложно. И ты не единственная, кто не ожидал, что произойдет нечто подобное, но теперь это случилось, мы влюблены, и разве оно не стоит того, чтобы дорожить этим?
Гермиона вздохнула. Ее пальцы скользнули вдоль его предплечья, чтобы найти перебинтованный конец культи, а затем придвинуться ближе.
— Мне понадобится некоторое пространство, Драко, чтобы привыкнуть к этому. Чтобы решить, хочу ли я этого.
— Я могу дать тебе столько времени, сколько захочешь, — настаивал Малфой.
Против воли Грейнджер почувствовала, как из нее вырывается смешок.
— Ты ведь самый нетерпеливый человек, которого я когда-либо встречала!
— Я доверяю тебе. Ты придешь к правильному решению. — Драко улыбнулся. — Просто подумай об этом какое-то время. Мне не нужен ответ сразу. Мне просто нужно, чтобы ты поразмыслила, что для нас, возможно, есть будущее.
Гермиона несмело склонила голову ему на плечо.
— Ты все-таки расскажешь мне, что произошло тем вечером?
Малфой вздохнул.
— Да. Хотя там и не о чем особо говорить. Все факты ты уже знаешь и так.
— А как насчет Колина?
— Что насчет него?
— Технически, если ты усыновишь его, то я стану мачехой.
— Он полюбит тебя, не переживай.
— Я не могу быть матерью сразу троим детям. Это до одури страшно.
— Конечно, можешь, — пожал плечами Драко. — Ты ведь Гермиона Грейнджер. Тебе все под силу.
Она покосилась на Драко.
— А я всегда буду рядом, — добавил он.
Грейнджер посмотрела на воду.
Может быть… у них и могло бы что-то получиться…
Малфой передвинулся и подтолкнул ее, чтобы сесть позади: — Подвинься немного вперед.
— Что ты делаешь?
— Наконец-то я занимаю свое законное место в качестве человеческой подушки для своей беременной жены. Иначе, как ты думаешь, что я делаю?
Гермиона задумалась, а затем выполнила его просьбу, и Драко скользнул в пространство между ее телом и основанием дерева, на которое она опиралась до этого. Он притянул Грейнджер к себе и позволил ей прислониться спиной к своей груди. Его руки обвили ее тело и расположились на наметившемся животе.
— Так-то лучше. — Малфой чмокнул ее в макушку, и она положила свои руки на его кисть и культю.
Гермиона никогда не думала, что Драко может быть так ласков с кем-либо, даже с Асторией.
В этот момент, когда она сидела на пляже в его объятиях и смотрела на закат, зная, что в ней постепенно растут их общие дети, в ее сердце расцветала искра надежды.
Грейнджер впервые позволила себе поразмыслить о том, какой будет жизнь с Малфоем.
Разрешила себе любить его. И рассказать ему о своих чувствах, и проявить нежность. Держать его за руку и заставлять смотреть на нее, как на богиню, идущую по воде, несмотря на ее обыкновенные черты лица, непослушные волосы, средний рост, веснушки и все остальное.
Позволила себе доверять ему, и верить, что, возможно, отношения между ними все-таки смогут наладиться.
Драко счастливо замычал и с благоговением потер ее живот.
— Пока ты строишь планы о том, как все-таки разведешься со мной, как ты думаешь, что нам следует делать завтра?
Ее взгляд остановился на маленькой белой яхте, пришвартованной в конце пристани, и она представила их двоих — или их собственное маленькое счастливое семейство, — блуждающим в океане.
— Я хотела бы отправиться в плавание. С тобой.
— Кругосветное?
— Пока до ближайшего острова.
— Что ж, — Драко крепче обнял ее, — начинай с малого, а дальше — время покажет.
.
.