Их последний день
Вовсю властвовал за стенами додзё Камия богатый на солнечные дни май. Лучи дневного светила скользнули через открытое окно на заставленный яствами маленький столик из дерева. Кувшин сакэ, сасими и суси, онигири и рисовые кексы. Не очень густо, но всё же не бедно. Тишина гнетуще давила на всех сидящих за столиком людей, резала слух больнее любой остро заточенной катаны. На лицо Каору будто некто незримый поставил печать еле тлеющей надежды и тревоги. Обычно всегда весёлый и обожающий вкусно поесть Яхико сидел в позе лотоса и глядел букой, не притрагиваясь к еде. Смотреть на пищу не мог - настолько на душе у мальчика было склизко и холодно. Привыкшая всегда держать себя в руках и закрывать все свои чувства на замок, сражаться до последнего - чего бы это ей ни стоило, Мегуми сидела на татами - сиротливо обняв себя за плечи и печально глядя в стену, даже тени улыбки не видно на чувственных и нежных губах. Сано стоял на коленях между Мегуми и Каору, сложив перед собой ладони. Шёпотом он молился всем богам - каких только знал и помнил, умолял Будду простить ему сделанные им когда-то дурные деяния. Вот только Сано даже шёпотом говорит громко - его молитвы слышали все. Сагара прослыл закосневшим безбожником не только в кругу своих друзей, но и на добрую половину Токио. Бывший боец по найму всегда считал и открыто называл себя убеждённым атеистом, и вот теперь он молится - это было бы смешно, не будь повод таким грустным. Кеншин же мирно попивал чай из кружки и улыбался в своей обычной манере - светло, искренне, но с печалью напополам. Лицо Химуры хранило выражение безмятежности. Он весь преисполнился смирения перед тем, что грядёт. - Каору, ты знаешь, я... - Яхико запнулся посередине фразы. - Я вечно тебя обзывал крокодилом, толстой енотихой и уродиной. Я очень жалею, что говорил всё это. Я говорил эти слова, не подумав, в запале. Прости меня, если достанет сил. И за дуру прости тоже - я ж тебя и так честил, хотя ты далеко не тупая. - Мёдзин повинно опустил голову. - И ты меня прости, Яхико, за все обидные слова, сказанные мною в твой адрес. Ты совсем не злой и не противный мальчишка, ты не бездарность и не идиот. Очень способный и у тебя живой, гордый нрав. - Каору с нежной кротостью улыбнулась ученику. - Мегуми, ты тоже прости, что вечно тебя стервой и язвой называла, а ведь благодаря тебе мы все быстро идём на поправку после ранений и болезней. Кабы не твой талант врача, Сано с Яхико и Кеншин с нами сейчас бы не сидели. - И ты прости меня, Каору. Я ведь тоже в долгу не оставалась - обзывала тебя тупицей, мужичкой, грубиянкой и посредственностью. Кокетничала с Кенни, чтобы тебя позлить, - грустная улыбка на мгновение тронула губы Мегуми. - И вы все меня тоже простите, - Сано прокашлялся, чтобы избавиться от кома слёз в горле, - Кеншин, я вмазал тебе «за встречу» - разыскав тебя после твоего ухода в Киото. Яхико, тебя я только после дождика в четверг, да ещё и в полнолуние не поддевал насчёт твоего возраста, да и оплеухами награждал, бывало... А что до тебя, Мегуми, то мне до сих пор перед тобой чудовищно стыдно за мои слова, что ты источник всего зла и «опиумная женщина». Тебя по макушку вываляли в этом дерьме, а я ещё тебя в это лишний раз носиком ткнул. На самом деле я считаю тебя очень светлым и добрым человеком. Когда я говорил тебе все эти жестокие слова, мой язык не был связан с горящим от негодования и горя мозгом. Я беру все эти свои злые слова назад. Без твоего лечения мне бы мою правую руку ампутировали к чёртовой бабушке. Каору, прости меня, что постоянно норовил тебя подколоть и жрал за твой счёт, как и за счёт Яхико с Мегуми - они перманентно расплачиваются с Тай за мои долги по обедам в «Акабэко». Ну, вы все поняли, что мне очень жаль. - Знаешь, Сано, я ведь тоже не Ками-сама, не святой - сам хорош. Всегда тебе взаимностью отвечал. - Яхико тускло рассмеялся. - Я на тебя и Каору не держу зла. - Я тоже ничуть на тебя не злюсь, Яхико. Рада, что ты думаешь так же, - Каору облегчённо выдохнула. - Сано, Кеншин... Я и перед вами виновата в том, что мне случалось огреть вас по головам шинаем. - Девушка стыдливо опустила глаза. - Прошлое оставь в прошлом, где ему и место, Малышка, - Сано по-родственному потрепал Каору по щеке и хлопнул по плечу. - Ваш покорный слуга не умеет копить обиды на лучших друзей и любимую девушку... Ой! Оро! - Кеншин прикрыл рот ладонью, хотя было поздно - слова, вертевшиеся на языке, слетели с губ бывшего хитокири. - Простите, что я был так преступно робок с вами, Каору-доно, что трусливо бежал от своего чувства к вам... Простите глупца... Эти слова произвели на Каору эффект упавшего ей прямо на голову небосвода. От счастья и сладостной муки у неё так сильно грудь свело, что и вздохнуть тяжело, словно в ледяной ручей зимой шагнула. Слёзы защипали ей глаза, горло сдавил спазм. - Кенси, а я думала, что девушку во мне ты в упор не видишь! - Каору с радостно-скорбным смехом, почти на грани истерики, кинулась на грудь Кеншина, спрятав своё сияющее дивное личико в его любимом ги. - Я и понятия не имела, что у нас всё взаимно! Ничего не понимающий Кеншин просто мягко улыбался, прикрыв глаза, гладил по спине Каору и целовал в чёрную макушку. - Сано, - обратился Кеншин к другу, немного придя в себя, - ты меня тоже прости за то, что дважды тебя отделал - в первые дни знакомства и когда ты с Цунаном Цукиокой решил взорвать здание управления, дабы устроить революцию. - Да забудь ты уже, - махнул Саноске рукой, - как и я об этом думать забыл. Мне как раз был нужен такой волшебный и отрезвляющий пинок. Так что спасибо тебе, что помешал мне и моему другу превратиться в бесчестных отморозков. - Кеншин, наконец-то я могу не скрывать от тебя больше всего того, что ты во мне пробудил! - Каору всхлипывала и вздрагивала, крепче вцепившись в рыжеволосого мечника. - Я могу сказать то же самое, милая Каору-доно, - объятия Химуры стали куда более пылкими, от чего Каору блаженствовала. - Ну всё, начались розовые слюни и сахарные сопли, - хмуро буркнул Яхико, растянувшись во весь рост на полу. - Надо же, к каким приятным последствиям иногда может привести одна оговорка, - Мегуми хихикнула в ладонь. - Каору, Сано, во мне тоже нет злобы на вас. Вы же мои друзья, как и Яхико с Кеншином, причём самые лучшие на свете - замены вам никогда не найти. Ты уж прости меня, Сано, - Такани миролюбиво улыбнулась молодому человеку. - Мне тоже есть, в чём пред тобой повиниться. - А тебе-то в чём предо мной каяться? - Саноске взяла оторопь, стоило ему услышать эти слова от той, кого он прозвал хитрой лисицей и ведьмой. Обычно она доводила его до глухо клокочущей в душе ярости, которая всегда выплёскивалась только на предметы и никогда на кого-нибудь живого, своими шуточками на его счёт и неиссякаемыми тонкими подколками с прозвищами. Но то, что она решила признать свою вину в чём-то перед ним... Для Сано подобные заявления от Мегуми явились просто ошеломительным потрясением. - Да есть, за что, Сано. Я ведь часто обзывала тебя лохматым болваном, вечным инвалидом, идиотом и кретином, сенсеем в области тупости, петушьей башкой... В житейском плане ты очень даже умён, хоть и не учился в академиях. За ухо тебя таскала, будто мальчишку. Поднимала даже руку на тебя, била своим докторским чемоданчиком... Так что я тоже тебя прошу меня простить и очень стыжусь всего сказанного с совершённым по отношению к тебе. Своей холёной и тонкой рукой Мегуми ласково потрепала Сано по его лохматой голове. Сагара перехватил девичье запястье и прижал руку Такани к своей груди. Этот жест сильно поразил девушку, но своей руки из руки бывшего наёмника не вырвала, придвинувшись ближе к нему. - Я унесу в могилу твой образ, Мегуми - слабое утешение, но хоть что-то, а я так хотел всю свою жизнь связать навсегда с тобой одной... - Саноске скрипнул зубами от злости на себя, за своё бессилие помочь хоть как-то друзьям и любимой им девушке. - Сано, неужели ты... - Мегуми осеклась и смущённо смолкла. Крайне редко её удавалось кому-то смутить, а тут... Какой-то день откровений, не иначе, который они все могут и не пережить. - Так ты любил меня? Как давно? - Всегда любил, по сей день. Перед смертью не налюбишься, как и не надышишься. Увы, жизнь мы учимся лю