— Как ни хорошо в гостях, а дома лучше, — ответили девушки.
— Жаль, — искренне ответил командир. — Ни за что не отпустил бы вас, если б не знал, что у вас особое задание.
Через несколько часов Нина и Надя были в лагере Лели Колесовой, от которой узнали о судьбе других своих подруг.
Антонина Лапина
Приземлившись, я долго блуждала по лесу. Наконец, когда уже рассветало, заметила на просеке две знакомые фигуры — Лелю и Аню Минаеву (за малый рост мы в шутку называли ее Пуговкой). Мы крепко обнялись.
— Хорошо, хоть ты объявилась, — сказала сильно расстроенная Леля. — Потерялись Нина, Надя, Таня Ващук, Томочка Рыбочка…
— А остальные?
— Лучше бы ты этого вопроса не задавала, — в голосе Лели звучали печаль и горечь. — Тася разбилась при приземлении, мы ее похоронили. Зина парашютом за высокую сосну зацепилась, отстегнула лямки и, упав, сильно ударилась позвоночником о торчащие корни. Стонет, с места сдвинуться не может… У Ары Фанталовой и Веры растяжение связок. Я Шуру Лисицыну их охранять оставила. В общем, из двенадцати человек целы-невредимы только четверо. — И, сжав кулаки, решительно добавила: — И все равно, пусть вчетвером, немедленно начнем работать. Пошли в лагерь.
Лагеря, как такового, не было. Неподалеку от Миговщины в лесочке на высоком месте был сооружен из веток большой шалаш, рядом брезентовые домики из плащ-палаток. За лесом сзади — болото.
— Лесок, конечно, редковат, зато отсюда, с высоты, все подходы хорошо просматриваются, — пояснила мне Леля. — И вообще, куда денешься — ведь Зина совсем передвигаться не может. Скорее бы с Вацлавским встретиться, может, у него врач есть.
Зина бледная, страдая от нестерпимой боли, лежала возле шалаша на лесной «постели» из лапника, покрытого куском парашюта. Возле нее хлопотал мужчина, по всему видно, из местных.
— Здешний лесник, — ответила Леля на мой вопросительный взгляд. — Наш человек. Хочет перевезти Зину к себе домой.
Я хоть и знала приказ Спрогиса не принимать в группу посторонних, но спорить не стала, понимая, как сейчас нужен нам каждый лишний человек, тем более мужчина. А в том, что Леля не ошиблась в выборе, я не сомневалась. У нее была редкостная интуиция, она с первого взгляда угадывала, кто «наш», а кто «чужой».
Неподалеку от деревни Выдрица, где стоял большой немецкий гарнизон, нас должен был ждать капитан Вацлавский, который по рации был оповещен Спрогисом о заброске нашей группы. Место и время этой встречи были известны только Леле. Вечером она, посмотрев на часы, поднялась:
— Мне пора. Кто со мной?
Я, конечно, сразу вызвалась.
— Что ж, лучше было бы идти Тоне, — ответила Леля. — Вокруг Выдрицы немцев полным-полно. Чтобы не попасться, опыт нужен. Только если командир с заместителем уйдут (я была назначена заместителем командира группы), кто же беспомощных девчат охранять будет? У Шуры и Веры боевого опыта почти нет, а Пуговка пусть не обижается, еще совсем девчонка. В общем, мы с Шурой идем, а Тоня, Вера и Пуговка остаются здесь за хозяек!..
Вернулись они через сутки, усталые, голодные. На встречу никто из группы Вацлавского не пришел.
— Следующая встреча только через пять дней, — вздохнула Леля. — Будем пока вести разведку и, где возможно, засады устраивать. Кстати, местные жители рассказали, что видели в лесу девушек в красноармейской форме. Вероятно, это кто-то из наших…
Через пять дней, 6 мая 1942 года, Леля послала на повторную встречу с Вацлавским Тоню Лапину и Шуру Лисицыну. Но, как стало известно на другой день от местных, возле деревни Выдрицы разведчиц задержал немецкий патруль. Бежать девушкам не удалось. После изнурительных допросов в Борисовском гестапо Тоню Лапину отправили в фашистский концлагерь, где она пробыла до прихода частей Красной Армии. Что стало с Шурой Лисицыной, не установлено до сих пор.
Итак, 7 мая из двенадцати заброшенных в тыл врага девушек осталось всего пятеро — Леля Колесова, Вера Ромащенко, Ара Фанталова, Аня Минаева и беспомощная, неподвижная Зина Морозова. Положение командира группы, потерявшего за неделю больше половины своих разведчиц, было не из легких. К тому же Леля знала только о гибели Таси Алексеевой и аресте Тони с Шурой. А что с остальными? Живы ли? Запутались в лесах или попали в плен?
И сегодня, сорок с лишним лет спустя, трудно ответить, почему все так произошло. Вероятнее всего, стечение целого ряда неблагоприятных обстоятельств. И общая военная обстановка, требовавшая немедленной отправки разведчиков в тыл врага. И плохие погодные условия, из-за которых пилот был вынужден производить выброску десантниц на небольшой высоте, не гарантировавшей их безопасность. И наконец, о чем нельзя не сказать, это слабая подготовленность разведчиц к прыжкам с парашютом. Согласитесь, что двухчасовое занятие, во время которого инструктор объяснил девушкам, как складывать парашют и выдергивать кольцо во время прыжка, — слишком малый срок для успешного проведения десантной операции.
Горький опыт группы Колесовой был для людей, готовивших воздушных десантников, тяжелым уроком, и все последующие группы стали обучать прыжкам более серьезно и продуманно. Трудно предположить, что решила тогда предпринять Леля Колесова, оказавшись вместе с группой в таком трагическом положении.
Ясно только одно. Во главе группы, состоящей из четырех боеспособных разведчиц, Леля продолжала выполнять задание.
Они устраивали засады возле шоссе, предварительно заминировав полотно дороги. В первой подорвавшейся на мине машине ехал взвод гитлеровцев. Одиннадцать из них были убиты меткими выстрелами разведчиц. Но когда к месту боя подоспело подкрепление на машинах с солдатами, девушкам пришлось уйти в лес. В начале июня группа состояла уже из шести человек: она пополнилась вернувшимися из отряда Сергея Жунина Ниной Флягиной и Надей Беловой. Разведчицы подожгли мост через реку около деревни Велятичи. Гитлеровцы решили восстановить разрушенный мост и направили туда грузовик с солдатами. Девушки лежали в засаде и, дождавшись, когда машина подъехала поближе, дружными винтовочными залпами и очередями из автоматов уничтожили всех гитлеровских солдат.
В те же дни Колесова встретилась с людьми, которые стали ее боевыми товарищами по борьбе с оккупантами на белорусской земле.
Познакомимся с некоторыми из них:
Борис Николаевич Вацлавский. Перед войной студент 3-го курса Московского авиационного института, он пошел работать на ЗИЛ. Летал на спортивных самолетах, прыгал с парашютом, был участником традиционных авиационных парадов на Тушинском аэродроме.
С самого начала войны ушел добровольцем на фронт. В составе одного из десантов был заброшен в тыл врага под Смоленск. Возвратился на советскую территорию вместе с выведенными из окружения 350 бойцами и командирами Красной Армии. К моменту прихода в часть 9903 командир Красной Армии Б. Н. Вацлавский был награжден орденом Красного Знамени. До заброски в Белоруссию успешно выполнил ряд заданий командования части. В составе сводного отряда особого назначения под командованием Никиты Радцева Вацлавский, будучи командиром разведки, храбро сражался в неравном бою с гитлеровцами под Сухиничами. Он пользовался большим авторитетом у бойцов и командиров части 9903.
Следующим нужно назвать уже знакомого нам Григория Яковлевича Сороку. Он тоже ушел на фронт в первые дни войны, попал в окружение, был схвачен гитлеровцами, но сумел бежать и, перейдя линию фронта, вернулся в ряды Красной Армии. Бесстрашный воин, опытный разведчик части 9903, Григорий Сорока в быту был на редкость скромным, даже застенчивым человеком. Все девушки части относились к нему с большой теплотой, почтительно называя «дядей Гришей», хотя этому «дяде» было всего на два-три года больше, чем им.
Еще с двумя замечательными людьми свели Лелю Колесову партизанские тропы Белоруссии.
Павел Иванович Кожушко, работавший до войны инженером в паровозном депо, безусловно, не думал, что его партизанской «специальностью» станет полная опасности и риска работа подрывника фашистских эшелонов. Забегая вперед, скажем, что к моменту освобождения Белоруссии частями Красной Армии Павел Кожушко пустил под откос около 30 вражеских эшелонов, за что был награжден двумя орденами Ленина.