Леля слушала нехитрые рассказы своих новых подруг и думала: «С виду обыкновенные девчата, а какие смелые и настойчивые, ведь с ними можно не глядя в огонь и в воду».
— Леля, а ты что помалкиваешь? — неожиданно услышала она голос Нины. — Рассказала бы о себе.
— Так ведь у меня все, как и у вас, — пожала плечами Леля…
В Центральном архиве ЦК ВЛКСМ сохранился бесценный документ — стенограмма беседы с Лелей Колесовой в ЦК комсомола, состоявшейся в начале марта 1942 года. В приведенном ниже отрывке из этой стенограммы лишь исправлены некоторые погрешности, допущенные стенографисткой. А в остальном это живой рассказ нашей героини о том, как она пришла в часть 9903.
«…До самого начала войны я преподавателем и старшей пионервожатой в школе работала[5]… Как раз в воскресенье 22 июня с группой восьмиклассников из похода по Подмосковью возвращалась пригородным поездом. Как всегда, песни пели… Только стали замечать — на каждой станции по радио военные марши играют.
А когда в Москву на платформу вышли, по репродуктору объявляют: «Работают все радиостанции Советского Союза!.. Сегодня в четыре часа утра… фашистская Германия…» Одним словом, война!
Я ребятам говорю:
— Едем прямо в райком комсомола!
Приехали, а в райкоме такое творится — яблоку негде упасть!.. В общем, ребят никуда не пустили и мне сказали: подожди!
— Ну, хорошо, — отвечаю, — все равно я на фронт уйду!
Днем в школе работала, вечерами на курсы сандружин-ниц ходить стала — так на фронт хотелось. Но тут нам сказали, что сандружинниц на фронт брать не будут, а вот медсестер чаще посылают. Но и курсы медсестер не помогли: дежурьте, говорят, в госпитале, а на фронте пока без вас обойдутся…
Как это, думаю, обойдутся! А кто раненых бойцов и командиров перевязывать будет? Вон какие кровавые бои идут повсюду! И стала я каждый день в ЦК комсомола бегать к Ильинским воротам. А там говорят: жди повестку. Все ждешь да ждешь. Как встаешь, сразу бежишь к почтовому ящику; как звонок, бежишь открывать: не повестка ли? Вот так целых полтора месяца прождала.
А потом вызывает меня секретарь нашего Фрунзенского райкома комсомола Миша Кобрин[6]:
— Ты украинский язык знаешь?
— А для чего это?
— Нужен, — отвечает, — человек со знанием украинского, в Западную Украину к партизанам направят.
— Так бы сразу и сказал, — говорю. — Украинский не хуже русского знаю.
Обманываю, конечно, — ведь ярославская я, из деревни Колесово, до сих пор «окать» не отвыкла. Да что делать, если по сердцу комсомольская работа подворачивается!
Велел мне Миша к завтрашнему утру автобиографию на украинском принести. Прибежала домой, говорю управдому: «Кто у нас в доме украинский знает?» Он назвал квартиру. Там мне мою автобиографию на украинский перевели. Всю ночь я ее зубрила. Наутро прихожу к Мише, кладу бумагу на стол.
— Хорошо, — говорит, — а теперь ты мне ее по-украински расскажи.
Рассказываю, он на меня посматривает, по глазам вижу — «неуд» схвачу.
— Ну-ка, еще раз повтори, — говорит Миша. — Или что-нибудь расскажи.
— Что, — спрашиваю, — разве плохо рассказала?
— Выговор у тебя какой-то странный, больно часто «окаешь».
— Это от волнения.
— Ладно, отправляйся в ЦК вместе с Эммой (она тоже в райкоме работала, хорошо украинский знала). Кто из вас лучше украинский язык знает, того и пошлют.
В ЦК комсомола на двери кабинета, куда нам идти, табличка с фамилией «Андреенко». Ну, думаю, все. А может, он москвич и украинского не знает. Эмма к дежурному зашла, и тот сказал, что Андреенко чистый украинец. Вижу, крах будет, и не пошла. А Эмме повезло, ее приняли.
Сказала Мише, что не прошла, он посочувствовал:
— Говорил же, у тебя выговор не тот.
— Но я. от тебя не отстану, — говорю, — пока на фронт не отправишь.
— Знаю, что не отстанешь.
А вскоре как раз разверстка в райком пришла, на троих. Тут уж мне повезло. На беседу вызвали в горком. Под конец беседы секретарь горкома комсомола сказал:
— Ты не говори дома, что в партизанский отряд, что-нибудь придумай.
Прихожу домой, а дядя Боря с тетей Наташей[7] в это время в Пушкино на даче были. Приезжаю туда с вещмешком, только ложку, кружку взяла. Тете Наташе сказала, что на трудфронт уезжаю. Она удивилась:
— Странный трудфронт. Хоть теплые носки возьми, калоши, свитер.
— Ничего не надо, тетя, там все дадут.
Но тетя все;ке навязала мне валенки с калошами.
Рано утром попрощалась и поехала в Москву. У «Колизея» уже была группа ребят и две девушки, все подозрительно на меня поглядывают. Я на них тоже. Но скоро подошла грузова < машина, из кабины вышел майор. Он увидел мои валенки и спросил:
— А это зачем взяла?
Хорошо, что меня подруга провожала, я ей валенки отдала. Потом мы все сели в машину и поехали сюда. С песнями…»
Чем дальше читали мы стенограмму, тем больше знакомились с Лелей Колесовой, человеком высокого гражданского долга, патриоткой, способной увлечь своим примером других. Об этом пишут и рассказывают в своих воспоминаниях ее боевые друзья. Вспоминает бывший боец группы Колесовой.
Нина Иосифовна Флягина (девичья фамилия Шинкаренко)
Бывает, что вроде бы ничем не примечательный на первый взгляд человек неожиданно, как правило в трудную минуту, раскрывается алмазной россыпью своей доброты, сердечности, понимания, а там, где необходимо, — принципиальности, бескомпромиссности, решительности. Именно таким человеком была для всех нас Леля Колесова, всеобщая любимица части 9903. Сорок с лишним лет прошло, а я отчетливо помню, как в день нашего приезда в Жаворонки на веранду выбежала высокая, крепкого сложения девушка в коричневом спортивном костюме… Она обладала редкостной способностью располагать к себе окружающих и всегда находилась в центре внимания. Главное же, у Лели был природный дар разведчика, в чем мы убедились уже через несколько дней…
На обучение им было отпущено всего трое суток. Это обусловливалось чрезвычайной сложностью обстановки. Так решило командование Западного фронта, бойцами которого они стали с 24 октября 1941 года.
Трое суток опытные командиры учили девушек и юношей стрелять из пистолета, бросать гранаты, ставить на дорогах мины-«противопехотки», мины с часовым механизмом, ориентироваться по азимуту в ближнем лесу…
Сделать за столь короткий срок вчерашних студентов и десятиклассников полноценными армейскими разведчиками было невозможно. Поэтому их обучали только самому главному, необходимому для того, чтобы они не растерялись, не дрогнули при встрече с противником, когда очутятся во вражеском тылу.
Нине Шинкаренко и Зине Морозовой многое было знакомо — военное дело у них в институте физкультуры изучали основательно. Зато другим, в их числе Леле, все было в новинку, поэтому они с особенным усердием запоминали устройство и принцип действия гранат, мин, учились поджигать бикфордов шнур и многое другое.
Учебная работа (кстати, «работа» — любимое слово Лели) прервалась к концу третьего дня.
— Колесова, Лапина, Морозова, Шинкаренко — к командиру! — объявил появившийся на стрельбище дежурный.
В кабинете майора Спрогиса у стола сидели четыре малознакомых парня. Чуть поодаль — крепкого сложения розовощекий старший лейтенант.
— Присаживайтесь, девушки! — пригласил майор. — Теперь все в сборе, знакомьтесь!
Девушки по очереди называли себя, придирчиво рассматривая ребят. Те лаконично представились:
— Борис…
— Леша…
— Миша…
Четвертый — долговязый, смуглолицый — пробормотал что-то невнятное.
— Старшим вашей группы назначен Борис Удалов, — сказал майор. — Через линию фронта группу проведет старший лейтенант… называйте его Миша. — Крепыш-офицер ободряюще кивнул. — Конкретные задания каждый получит на месте от командира группы…
5
Средняя школа N9 47 Фрунзенского района Москвы находится в 1-м Неопалимовском переулке, дом 10.
7
Наталья Михайловна Савушкина, родная сестра матери Лели Колесовой. Борис Савельевич Савушкин, муж Натальи Михайловны. В этой семье Леля воспитывалась с 5-летнего возраста.