Им предстояло в тылу врага в течение семи суток минировать шоссейные дороги, разбрасывать на них «колючки», нарушать связь, взорвать мост, уничтожать фашистские автомашины с гитлеровцами, собирать ценные сведения о передвижении и сосредоточении вражеских частей…
— Предупреждаю, задание очень сложное, — сказал под конец майор. — Так что рекомендую каждому хорошенько взвесить все «за» и «против». Еще не поздно найти замену…
Леле хотелось крикнуть: «Какая может быть замена! Мы же для этого и пришли сюда!» И, словно прочитав ее мысли, майор тихо добавил:
— Вы просто не представляете всей опасности, которая ожидает вас там… — подойдя к карте с флажками, обозначающими линию фронта, он обвел за нею район между Старой и Новой Рузой…
Выждав с минуту, Спрогис уже прежним, командирским, голосом продолжил:
— Итак, парни идут в военном, без знаков различия. Наганы в карманах. Девушки без оружия, во всем гражданском, получат только кирзовые сапоги. В случае чего говорите, что возвращаетесь с трудфронта, дескать, там выдали. — И, обращаясь к Борису Удалову, добавил: — Получите обмундирование, оружие, мины, взрывчатку, «колючки», сухой паек на неделю. Готовность группы завтра в шесть тридцать утра. — На прощание крепко пожал каждому руку: — Счастливого вам возвращения!
…Ранним холодным утром закамуфлированная полуторка повезла несколько групп разведчиков на запад, к линии фронта, которая находилась неподалеку. Сидела в кузове и группа Бориса Удалова. Так для восьмерки парней и девушек начиналось их первое боевое задание.
ПЕРВЫЕ УДАЧИ И ОШИБКИ
Из стенограммы беседы с Лелей Колесовой в ЦК ВЛКСМ
«…Ехали мы часа полтора, впереди все слышнее раздавалась канонада. Наконец машина свернула с шоссейки на проселок и остановилась. Старший лейтенант Миша вышел из кабины и сказал, чтобы мы располагались на опушке леса, а сам пошел в сторону небольшой деревни.
Мы машину ветками замаскировали, только в лес вошли, как над нами немецкий стервятник пролетел. Слышу, что-то засвистело, завыло и вскоре так ухнуло рядом, что взрывной волной аж ветки с деревьев посрывало. Но, видно, бомба была небольшая, никто не пострадал, только один боец вскрикнул, за плечо схватился. Его потом обратно в часть отправили.
Тут вскоре Миша вернулся, сказал, что линию фронта нам разрешено переходить только утром, так что придется в этой деревне заночевать.
Поутру опять на машине поехали, теперь уже лесными дорогами. Потом пешком через поле к лесу пошли. Наконец Миша сказал:
— Вот вы и в тылу. Дальше пойдете самостоятельно. Скоро будет Старая Руза, потом Новая. Старайтесь не попадаться на глаза немцам и полицаям, действуйте по обстановке. Счастливо, ребята! — крепко каждого обнял и медленно, словно нехотя, пошел назад, к нашим…[8]
Когда мы остались одни, Борис Удалов, развернув карту, взглянул на компас и скомандовал:
— Пошли!
Мы, новички, не представляли, что такое вражеский тыл. Шли медленно, думали, что повсюду немецкие засады, буквально каждый кустик разглядывали, переговаривались шепотом.
Когда начало темнеть, Борис дал команду на ночлег. Выбрали большую развесистую ель, сели под нее, сняв вещмешки, тесно друг к дружке прижались, засунув руки в рукава. Выставили часового с наганом, но никто не спал. Только задремлешь, а где-то рядом ветка хрустнет, тут же кто-нибудь спрашивает:
— Часовой, это ты на ветку наступил?
— Я… — и опять передышка минут на пятнадцать.
Утром встали, промокшие, ноги в сапогах замерзли…»
Понятно, что полное отсутствие разведывательного опыта существенно сказывалось на действиях группы Бориса Удалова. Да и обстановка на передовой в те дни была столь изменчивой, что линия фронта не могла быть стабильной. Вчерашняя советская территория неожиданно оказывалась в прифронтовой зоне гитлеровцев, и, наоборот, недавний вражеский тыл был захвачен нашими войсками.
Утром 29 октября Удалов послал Тоню Лапину, хорошо ориентирующуюся на местности (она пришла в часть из Московского института инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии), выяснить обстановку.
Вскоре Тоня вернулась очень встревоженная:
— У реки, возле моста, ходит часовой с автоматом, очень похож на красноармейца.
— Что ж, мы, выходит, у своих находимся? — недоумевал Борис. — А где же тогда тыл?
Группа осторожно подошла к берегу. В самом деле, у моста прохаживался красноармеец, по виду часовой. Удалов пошел к нему, но тот вполголоса скомандовал:
— Стой, кто идет?
— Свои, — ответил Борис. — Нам нужен командир.
— Подождите, — часовой куда-то позвонил по полевому телефону, минут через пять пришел молоденький лейтенант, спросил, кто старший.
Командир группы подошел к лейтенанту и вынул из кармана гимнастерки небольшой листок. Быстро пробежав его глазами, лейтенант приказал:
— Идите за мной.
В деревне, в штабе, разведчикам объяснили, что линия фронта на этом участке сильно изломана и из вражеского тыла они снова попали к своим, в деревню Тучково. Предложили отдохнуть. А вечером тот же молоденький лейтенант повел группу к другому мосту. Затем проводил разведчиков до густого соснового леса и на прощание сказал:
— Теперь вы точно за линией фронта. Ни пуха вам ни пера!..
Из стенограммы беседы с Лелей Колесовой в ЦК ВЛКСМ
«Возле деревушки Марьино под Дороховом мы с Ниной в разведку попросились. Подошли к крайней избе, расспросили у хозяйки, есть ли в деревне немцы. Оказывается, они лишь изредка приезжают сюда, чтобы пограбить: «Матка, яйки, сало, млеко!» — разносится по деревне. Зато в Дорохове и немцы и полицаи прочно обосновались, лучше туда не заходить.
Узнали, что на краю деревни есть сарай, где можно переночевать. Возвращаемся к своим, Нина говорит:
— Какие-то нам нескладные ребята попались. Все с оглядкой, никакой инициативы.
— Да, — отвечаю, — с такими много не наработаешь. Тоня давно говорит, отколоться от них надо. Да и во всем военном они заходить в деревни не могут. А мы в своей одежде да в платочках где хочешь пройдем. Вот и получается, что без ребят легче задание выполнять.
Решили при первом удобном случае прямо так и сказать. А случай как раз и подвернулся.
Пришли на ночевку в тот большой сарай на краю деревни.
Я говорю Борису:
— Давай, чтобы мешки и гранаты на всякий случай у каждого под рукой были.
Борис рассердился:
— Ты чего раскомандовалась?
— Пойми, если срочно уходить придется, в темноте все мешки растеряем!
В это время около сарая голоса послышались. Борис тихо скомандовал:
— Оружие к бою!
Ребята начали в темноте шарить по сену, шум подняли.
— Тихо! — прикрикнула я. — С вами пропадешь!
Хорошо, сарай длинный, да и не немцы это оказались, а местные жители за сеном пришли. Борис мне шепчет:
— Я спущусь, выясню у них обстановку. — И тихо командует — Приготовить винтовки!
— Нельзя этого делать! — шепчу в ответ. — Мало ли кто среди них может оказаться!
На этот раз обошлось. А утром, когда в лес вернулись, я сказала Удалову, что дальше мы решили идти одни, объяснила почему. Борис расстроился:
— А кто же в разведку ходить будет?
— Вы возвращайтесь в часть, объясните причину, а мы потом все подтвердим.
Ребята посовещались, поняли, видно, что так для дела лучше, и согласились. Грустно попрощались. Они назад пошли, а мы в сторону Старой Рузы.
На пути небольшой хуторок встретился — четыре домика. Тут мы бдительность потеряли, все вчетвером прямо с вещмешками в одну избу зашли. Поздоровались с хозяйкой, сказали, из Дорохова в Можайск к своим добираемся. Хозяйка сперва поверила, но, посмотрев на наше снаряжение, встревожилась:
8
25-летний слушатель Военной академии имени М. В. Фрунзе старший лейтенант Михаил Александрович Клейменов, выполнявший с приходом в часть 9903 обязанности «направленна» (так неофициально называли офицеров, переправлявших группы за линию фронта), в те дни писал рапорт за рапортом с просьбой отправить его во вражеский тыл. В начале сентября 1942 года его просьба была удовлетворена: он был заброшен под город Ельню. После успешного выполнения очередного задания группа Клейменова была окружена и в неравном бою погибла. М. А. Клейменов посмертно награжден орденом Ленина.