Кроме пирамид Гизе Прутки посетил и пирамиды в Саккара и Дашуре, осмотрел их, а в некоторые даже спустился. Это прежде всего относится к так называемой северной пирамиде Снофру, и поныне мало изученной; в тех местах ее зовут «розовой пирамидой», ибо она сложена из красноватого камня, взятого из близлежащей каменоломни. Ее невозможно спутать с какой-либо пирамидой и по другой причине: по необычному соотношению фундамента (221,5х218,5 метра) и высоты (104,4 метра). В научных публикациях сообщается, что первым в нее спустился Перринг в 1837 году и при этом обнаружил в ней три внутренних помещения. Однако Прутки ступил в эти помещения еще в 1751 году, самое позднее — в 1756-м, т. е. не менее чем на три четверти века раньше!
Описание этой пирамиды и ее внутренних помещений в изложении чешского путешественника не слишком занимательное чтение, зато оно может служить доказательством его приоритета, и потому мы процитируем хотя бы несколько строчек: «У входа на северной стороне мы обнаружили коридор, ведущий к югу… он идет под уклон и имеет 180 футов в длину, как в Великой пирамиде, но спуск здесь значительно круче и опасней. Когда доходишь до конца этого коридора, возникает другой, горизонтальный, 19 футов длиной и такой же шириной, как предыдущий; он ведет к помещению длиной 25 футов, шириной 13 футов и высотой 42 фута. Отсюда коридор той же высоты и ширины, что и предыдущие, приводит нас во второе помещение, которое сходно с первым высотой и длиной. Во втором помещении есть отверстие шириной в три фута и два дюйма, выходящее на юг; от него начинается следующий коридор таких же размеров, что и предыдущие, но длиной 24 фута, который ведет горизонтально на юг. По нему я дошел до третьего помещения, направление которого не на юг, как у обоих предшествующих, а на восток; высота его 54 фута, причем свод уходит вверх, сужаясь наподобие пирамиды». Зарубежные ученые не виноваты, что не упоминают в связи с этой пирамидой о нашем соотечественнике. Английский перевод латинского текста его рукописи был напечатан лишь в 1968 году, когда его издал представитель молодого поколения чехословацких египтологов М. Вернер.
До конца XIX века из наших краев к пирамидам опять-таки попадали лишь путешественники, однако, если учесть тогдашние обстоятельства, и самая обыкновенная поездка в Египет была незаурядным делом. Число таких путешественников постепенно возрастало, а с ним и количество публикаций, из которых можно было почерпнуть не одни только сказки. Упомянем «Полное описание Египта» (1802) Вацлава Матея Крамериуса и перевод, произведения немецкого египтолога Георга Эберса «Египет в описаниях и картинах» (1883). Словацких о Египте в ту пору еще не было. Словакам тогда было не до исчезнувших народов — они попасть в их число. Но и в Словакию проникли сведения о Египте, причем даже из первых рук. В конце шестидесятых годов прошлого, века Египет посетил Даниэль Шустек, словацкий путешественник по странам Ближнего Востока (а затем также Западной Европы и Северной Америки), который зарабатывал на хлеб и вход в музеи поденными работами, Поднялся Шустек и на Великую пирамиду, «величайшую постройку мира», как он позднее написал о ней в журнале «Обзор» (1876), причем даже не упомянул о славе и могуществе фараонов; говоря о пирамидах, он отдавал лишь должное «этим гигантским творениям человеческих рук». Другим посетителем Египта из Словакии был Густав К. Захентер, основоположник нашей документальной прозы, автор очерка «Из Триеста в Египет» («Орел», 1875). Из Чехии в Египте побывало больше путешественников. В их числе был и классик литературы Ян Неруда, который нашел для этого время в тяжелом 1870 году. В «Картинках из-за рубежа» он писал о пирамидах:
«Уже известны происхождение, назначение и история пирамид Гизе, их внутреннее устройство, внешний вид и окружение… Пирамида Хеопса так велика, что наш св. Витта вошел бы в нее дважды в высоту и четырежды в ширину. Самый сильный человек, кинув с вершины пирамиды камень, не отбросит его дальше чем на треть ее ширины. Другая, несколько меньшая пирамида — пирамида Хефрена — поныне сохранила свою полированную облицовку. Третья, еще меньшая, — пирамида „доброго“ властителя Микерина. Когда ее вскрыли „добрый“ властитель лежал растерзанный на куски рядом с прекрасным саркофагом». И с тем же неуважением к фараонам, какое было характерно для Прутки и Шустека, Неруда добавляет к описанию погребальной камеры Хуфу: «Это напоминает простой четырехгранный ящик. Позади стоит саркофаг, без крышки, пустой. Кто теперь вспомнит, что над этой грудой камней должны были из-под палки трудиться 400 000 человек!»
В конце XIX века у пирамид появился и первый ученый — наш соотечественник, понимавший письменность их строителей: Ян Кминек-Седло, родом из Пльзеня, хранитель египетских древностей в музее Болоньи. Затем к пирамидам как к старым знакомым пришел Франтишек Лекса, основатель нашей египтологии; после него у их подножия жил Ярослав Черный, один из всемирно известных и наиболее авторитетных египтологов; впоследствии в Гизе был основан наш Институт египтологии, и Збынек Жаба возглавил экспедицию Карлова университета, которая вела раскопки в гробнице Птахшепсеса под пирамидами в Абусире… Збынек Жаба был также первым нашим ученым, опубликовавшим научные труды по вопросам, касающимся пирамид. Его книга вышла в 1953 году (по-французски) и называется «Астрономическая ориентация в Древнем Египте и прецессия земной оси». Но все это мы упомянули здесь лишь для того, чтобы перед дальнейшими странствованиями по полям пирамид помянуть добрым словом и чехословацкую традицию, которая безусловно того заслуживает.
Глава IV
ПРИХОД ЕГИПТОЛОГОВ
У истоков египтологии стояли три человека: один император, один художник и один филолог. Император с 387 000 солдат и 175 учеными, художник со множеством разнообразнейших талантов, филолог, прекрасно знающий мертвые языки и невероятно упорный. Все трое, а также солдаты и ученые по случайному стечению обстоятельств были французы.
Собственно, император еще не был императором, ему лишь предстояло им стать. Он был одним из генералов Французской республики, торжественно провозгласившей, что никогда не прибегнет к агрессии, и в свои двадцать девять лет уже имел за плечами успешную войну в Италии, которую вел во имя все той же республики. В голове у него зрели честолюбивые планы, и он даже не находил нужным особенно скрывать их: генерал мечтал стать новым Цезарем. Правительство республики охотно приняло его предложение захватить Египет. Оно надеялось тем самым убить сразу не двух, а трех зайцев: прежде всего избавиться от «этого корсиканца Бонапарта», во-вторых, приобрести для Франции бывшую «житницу Рима» и, в-третьих, нанести удар могуществу Англии на Востоке.[24] И потому Наполеону предоставили больше солдат, чем их было у Александра Великого, когда тот отправился на завоевание мира, а также необходимые суда, пушки и деньги. Ему разрешили взять с собой и «штатских ученых», которых он выбрал сам по примеру Александра: историков, географов, востоковедов, инженеров, чертежников и других специалистов. Наполеон всегда любил окружать себя людьми, знавшими больше, чем он; он надеялся, что своими советами и проектами они помогут ему в освоении завоеванных земель. Кроме того (как Бонапарт объяснил на ученом собрании во Французском институте), они смогут заниматься сбором научных материалов для собственных нужд. Он всегда предоставлял им всестороннюю помощь и охрану. Так, перед каждым сражением Наполеон не забывал отдать приказ: «Ослы и ученые — в середину!»
24
Главной целью похода Наполеона на Восток являлось уничтожение колониального могущества Англии в Индии, путь к которой лежал через Египет.