«Все хорошие девочки хоть раз в жизни, но влюбляются в плохих парней. Но если он такой жестокий и беспощадный, как о нем пишут СМИ, почему я никак не могу выбросить его образ из головы? Почему мне так тоскливо от того, что он попрощался со мной навсегда?»
Мысли кружились в голове странным вихрем, до тех пор, пока успокоительные капли не сморили меня окончательно.
Глава 12
Воскресное утро в родительской квартире. Что может быть приятнее после полутора месяцев отчаянной безнадеги и отказов работодателей?
Сквозь сон чувствую аромат свежих блинчиков — мама встала пораньше, чтобы приготовить вкусный завтрак.
Евы рядом нет, наверное, она ускакала на кухню.
У меня печь блинчики не получалось никогда, поэтому в нашей повседневной жизни дочке приходилось давиться размороженными полуфабрикатами с красивым названием «Блинчики с творогом».
Видимо, сегодня наступил праздник живота. Вместо полуфабрикатов натуральный продукт.
Сажусь на кровати. События прошлого вечера кажутся диким недоразумением. Ну, или, на крайний случай, страшным сном. Вот только синяки на моем теле далеко не мираж. Они настоящие.
— Аня, ты встала? — заглядывает в гостиную отец.
— Почти.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как человек, которому накануне угрожали автоматом и избили.
— Может, к врачу?
— Нет, спасибо, пап. Мне не настолько плохо. Пару дней отлежусь и начну искать работу.
— Я позвонил дяде Жоре, он сегодня выходной. Мы с ним вместе в Ростов съездим. Пусть попробует отпечатки пальцев снять. Вдруг что прояснить удастся.
— Тебе виднее, пап.
Дядя Жора — мой крестный, и по совместительству оперативный сотрудник местного уголовного розыска. Габариты дяди Жоры пугают, но если надо, он и прикладом приложит, и всю обойму, не моргнув, в бандитов выпустит.
Про ночной бред Евы я намеренно молчу. Боюсь, что если Валера действительно оставил страшный пакет у дочки в шкафчике, и папа об этом узнает, могут пострадать все. Пусть эти безбашенные идиоты с автоматами сами ищут то, что им нужно.
Когда я выхожу из гостиной, папа уже при параде. Допивает кофе на ходу. Трель дверного звонка извещает о том, что дядя Жора прибыл.
— Я открою, пап, — тороплюсь к двери.
На пороге действительно необъятный дядя Жора. Сегодня он в штатском.
— Анька! Привет! Ну, что стряслось-то? — сжимает меня в огромных лапищах крестный.
— Я до сих пор не нахожу объяснения тому, что вчера произошло, дядя Жора, — морщусь от боли и осторожно высвобождаюсь. — Дверь квартиры расстреляли из автомата, а меня избили. Вынесли из квартиры всю технику.
Взгляд карих глаз дяди Жоры вспыхивает недобрым огнем.
— А что искали бравые молодцы?
— Какие-то фотографии, которыми их шантажировал Валера.
— Фотограф недоделанный! — рычит дядя Жора. — Вот всегда он мне не нравился, Аня! Хоть убей, не того мужика ты в мужья выбрала!
Жмет руку папе, бесцеремонно подхватывает с тарелки закатанный блинчик с творогом и отправляет его в свой огромный рот.
— Так, девочки, на всякий случай посидите сегодня дома, — командует он.
— Давай кофейку налью? — снисходительно улыбается моя мама.
— Нет, не хочу. Давление с утра шпарит, — мотает головой тот.
— Вещи привезем, дверь попробуем новую поставить. Так что, раньше вечера не ждите, — сообщает мой папа уже из прихожей.
Быстро обувается, надевает пальто, и они с дядей Жорой отчаливают из квартиры.
— Мам, у тебя в сотовом номер Валентины сохранился? — за завтраком спрашиваю я.
— Конечно. А тебе зачем?
— Надо ее предупредить, что мы с Евой уехали.
Это вранье. На самом деле, я хочу знать, не приходил ли Валера к ней домой. Хотя, если бы он приходил, разве стала бы она молчать? Она ведь знала, в каком положении оказались мы с Евой из-за моего увольнения.
— Ань, я бы на твоем месте всю их семейку послала далеко и надолго. И подай, наконец, документы на развод! — слышится назидательный голос мамы.
— Подам, обещаю.
Мама может быть строгой, если хочет. Украдкой посматриваю на Еву. Пижама с котятами делает ее особенно милой. Она безмятежно поливает блинчик медом. Как будто вчера ничего не случилось.
— Мам, — внезапно отрывается от своего занятия малышка. — А Константин еще раз сводит нас в МакДоналдс?
Вздрагиваю, как будто меня ошпарили кипятком.
— Откуда ты знаешь его имя?