Прошло часа два. Здесь ничего не происходило. У соседей, напротив, события били ключом. Боевой канал разрывался. Шли постоянные доклады о злополучном танке и «зушке». Отряды залегли. Птурщики попытались броню сжечь, благо та нагло гарцевала между домиками, но из пятнадцати полученных с союзных складов ракет тринадцать не сошли. Спасибо братскому народу. Наступление завязло. Армия на помощь не спешила. Эфир наполнился досадой. Тогда родился гениальный план. Ведь цель оправдывает средства. Красная дорожка в ноги и серебряная звезда на грудь. Роджер созрел. Бинокль отодвинулся от глаз, Роджер сдвинул каску на затылок и торжественно изрек:
– «Четверке» надо помочь.
О добровольцах не спросили: Сага, Кот и Бром с ПТУРом12, Мазут с «дегтярем» и пятерка стрелков. Собрались, проклиная командирские амбиции. Наскоро заточили по сухпаю на двоих и, взвалив поклажу, двинулись навстречу бою. Солнце надежно вцепилось в зенит. Начало заметно припекать. На двадцатой минуте перехода мрачное бормотание затихло, только громыхал голос Мазута.
– Дракон – тот же петух, только в чехуе! – донеслось с головы колонны. – А твой позывной как, боец?
Седой мужик сухо после паузы процедил:
– Дракон.
Мазут опешил, да и отмахнулся:
– Не знал! Извини.
По отряду волной пронесся хохот, но тут же задохнулся. Почти час преодолевали неглубокий извилистый каньон, поминутно ожидая атаки бородатых. То, что они были, доказывали то тут, то там валяющиеся одеяла. Заваленная палатка. Метнувшегося на мародерку бойца Мазут тормознул:
– Куда, нах. Разлетишься к ебеням.
Боец неуверенно оглянулся, прошел еще несколько шагов, прежде чем вернуться. Роджер обложил его матом. И опять про то, как надо умирать. Вскоре встал вопрос, по какому маршруту выдвигаться – рвануть через гребень, потом с километр по нему и скатиться по простреливаемому склону к позициям «четверки». Или же продолжить месить песок вдоль пересохшего ручья. Второй вариант безопаснее, но длиннее на пару километров. Хотя безопасность на войне – сомнительна априори. Духи обожали зарывать «гирлянды» именно на подобных песчаных тропах. А на отходе делали это с изысканным удовольствием. Роджер долго жевал спичку, прежде чем объявить, вытянув по-ленински руку:
– Туда идем.
Кривая, изуродованная осколками «баллона»13 кисть указывала на покатый склон. Закряхтели, выматерились, шатаясь, потянулись ввысь. На гребне цепь разорвалась. Война в лицах давно забыта, злые глаза смотрят из-под касок.
– Старшой, привал! – раздалось со стороны птурщиков. Хотя ракеты давно передаются всему строю, дядьки с пусковой выглядят не лучшим образом. Роджер покосился на плато. Пустыня, изрезанная сетью оврагов, пологие холмы, далекие фиолетовые горы. Километра четыре. Он поколебался. Коротко выдал, закусив губу:
– Десять минут привал. Мазут, давай наверх. Внимательно всем.
Мишка Мазут, откаламбурив над первым попавшимся бойцом, стрелой взлетел на высотку и, разложив сошки, устроился там. Стрелки лениво растянулись по флангам. Задымили сигаретами. Разговоры не клеились. Молча передавали воду. Шелестит упаковка батонов, пакетики сахара. Несмотря на пекло, стало холодно. Ветер пронизывал мокрую от пота одежду. Роджер всматривается в долину, играя скулами. Наконец он встал, скрипя суставами.
– Пошли, – скомандовал он и, не дожидаясь никого, направился к высоте, занятой Мишкой. Народ, будто потревоженная ветром трава, лениво поднимался, не сговариваясь сбивался в группы.
Танковый снаряд врезался в птурщиков. Банг! Звонко ударило по ушам. Розовое облако опало, открыв разбросанные руки-ноги. Покореженный корпус пусковой. Ботинок с вытянутым на всю длину шнурком. Лопнувшая каска с фрагментами мозгов. Ватную тишину порвал шипящий возглас:
– Бинго, нах…