Раненого обкололи «коктейлем», затянули жгуты, накрыли плащ-палаткой.
– Марат – Роджеру…
– На связи!
Взводного прорвало:
– Командир, мы под огнем. Танк. Есть двести, триста. Здесь пиздец!
– Спокойно, – обрезал комбат, – Саша, спокойно. Сколько двести?
Роджер закусил губу.
– Трое. Триста – один. Тяжелый. – Он посмотрел на суету вокруг раненого. – Если срочно не эвакуировать, отойдет.
Голос ловил истеричные нотки. Он безучастно проводил глазами бойца, который перебежками добирался до высоты, оставленной Мазутом.
– Мазут, почему фланг открыл? – неожиданно нашелся он. Пулеметчик обрезал раненому обвисшую кожу и сухожилия.
– Килька, да ты охуел, – возмутился он, не прекращая орудовать ножом.
– В контейнер пойдешь! – закипел Роджер.
– Пошел ты, землячок.
Рация ожила:
– Роджер, двигать можете?
– Нет, не можем. Танк, бл…
– Арту наведешь?
– Да легко. Танк на восточной окраине деревни.
– Хорош гадать. Координаты давай, нах!
Роджер перевернулся на спину, извлек карту. Сверился с ней, выглядывая из-за валуна.
– Марат!
– На связи. Готов работать?
– Лови координаты. Квадрат …, по «улитке» шесть.
– Принял. Наблюдай.
– Наблюдаю.
Прошло минут семь, когда комбат обрадовал:
– С праздником, родной. Не дотянется арта.
– Пиздец! – запаниковал Роджер.
– Спокойно. Попробуем вояк подтянуть. Должны помочь. Как больной?
Роджер оглянулся, понаблюдал за суетой и доложил:
– Живой.
– Принял тебя. Сможете спустить?
– Плох он.
– Принял тебя. Наблюдай. Никуда не суйтесь. Внимательно!
Прошло полтора часа. Марат вышел на связь.
– Роджер, смотри сюда. Ничего не будет. Людей оттягиваешь…
– Как я их нахуй оттяну?!
– Без истерик, родной. Потихоньку. Спускаете трехсотого. Будет вертушка. Если придется, ждете темноты. Как принял меня?
Роджер заиграл желваками.
Раненого в шесть рыл спустили. Пришла вертушка. Непонятный ни замыслом, ни завершением поход закончился ничем. Через сутки приехали ССОшники, танк спалили «корнетом» с семи кэмэ. Противник сразу отступил, а «четверка» с разведкой заняли их позиции. Крест «мужества» остался в клубе, а место Роджера занял более колоритный персонаж. Шунт. Но это уже другая история.
Голова
Генерал был настоящим. Надменное обрюзгшее лицо, плотный начальственный живот как концентрация федеральной мощи и дружбы между армией, народом и холодильником. Он с порога оценил Кирилла, смешав с первородной грязью и одновременно снисходительно извлекая из говна. Затем палец генерала очертил высоту на карте.
– Займете эту высоту. Ничего сложного. – Слова были обращены Комбату, человеку легендарному, вхожему по воле случая на самый верх. Генерала это раздражало.
– Там духи кругом, – заявил Кирилл, слова упали, как слюна на раскаленную сковороду, заплясали шариками по огненному генеральскому самолюбию. За три продолжительных секунды и выпученные глаза начальник спустил пар, что позволило ему относительно спокойно заявить:
– Если там духи, я застрелюсь, блиадь!
Комбат и Кирилл переглянулись, Комбат весело, Кирилл – растерянно. Эфир заблистал эполетами и офицерской честью, густо замешанной на императорских балах.
– Союзники доложили, нет никого. Закрепитесь. Плевое дело.
Кирилл вздохнул, шумно отхлебнув протянутый Комбатом кофе.
– «Орлан» летал? Ножками ходили? – спросил он через глоток. Переглянулся с Комбатом, затем пересекся взглядом с генеральскими холодными очами. Жестко, до стального лязга. – Точно застрелитесь, если что?
Генерал побагровел, кто-то из ординарцев фыркнул – напыщенно, по-холуйски, чуть не шаркая несуществующими шпорами. Охрана, однако, чуть заметно оскалилась.
– Ты меня за слово не лови, сопляк, – прошипел генерал, – свое дело сделай. Если ссышь, так и скажи. Твой командир, я думаю, замену найдет.
Кирилл пропустил тираду мимо ушей. Кружку поставил прямо на карту, отпечатывая смачный коричневый круг.
– Что с соседями? Поддержка? – спросил он Комбата.
– «Четверка» слева пойдет. Выходите вместе, на точке расходитесь по направлениям. Армейская арта в помощь.
– Добро, – кивнул Кирилл. Следующий час оговаривали детали.
Как только солнце упало за горы, отряд пришел в движение. Растянувшись в километровую колонну, навьюченная, перегруженная, ползла разнородная человеческая масса. Ночь заскрипела песком, забормотала сотнями голосов вкупе с арабской тарабарщиной. Обрывистое гавканье радеек пронеслось по всей длине строя. Идут метры через часы, Медведь видит перед собой только силуэт спины. Вязкая тьма окружила, алчно слизав сообщников по ремеслу, пропуская сквозь лишь тихий звон и проклятия, переплетая в тонкий звуковой ковер. Человек впереди и человек сзади. Метр за метром, шаг за шагом, минуты – в часы. Колючий песок на лице, промокшая от пота флисовая шапка. Ткач с пулеметом на плече знай себе глотает метры. Погрохатывает в коробе лента в такт растянутым шагам. Метр за метром. Тяжело качает сердце. Два шага вдох, два шага – выдох. Рука ловит протянутую Ткачом бутылку воды. Кивок. Жадный глоток. Второй. Третий. Завинтить крышку. Молча вернуть в мародерку, прищелкнув фастексом.