— Ее не тронули! — объявила тетя Саломея. — Мы все это видели. Она боролась, и он ее выпустил! Вы все это видели.
— Да, мы все видели, — подтвердила тетя Есфирь. — Пусть все мужчины уходят, идите отсюда, это наше дело.
Мы отошли, как они нам велели. Пришли и другие женщины. Жена Иакова, Мария, и Мария Маленького Клеопы, и жена Силы, и еще целая дюжина. Самые пожилые стали стучаться в дверь.
— Сломать ее! — сказала Есфирь.
И они навалились на дверь, колотя ногами и руками, пока она не закачалась на петлях и не упала внутрь.
Я перешел туда, откуда было видно тускло освещенную комнату. Я успел лишь мельком увидеть, как в нее набились женщины. Авигея, побелевшая и плачущая, растрепанная, как и прежде, безвольно сидела в углу, кровь по-прежнему струилась из ее ран.
Протестующие крики Шемайи потонули в шквале женских голосов. Исаак, Яким и Молчаливая Ханна пытались пробиться в дом, но не смогли. Там было столько женщин, что шагу негде было ступить.
Женщины подняли дверь, навесили ее на петли и закрыли у нас перед носом.
Мы пошли к себе во двор.
— Он что, спятил? — возмущенно спрашивал Иаков.
— Не говори глупостей, — осадил его дядя Клеопа. — Разбойник сорвал с нее покрывало.
— Что такое ее покрывало? — продолжал возмущаться Иаков.
Исаак и Яким, плача, подбежали к нам.
— Какое, ради всего святого, имеет значение то, что он забрал ее покрывало?
— Шемайя старый и упрямый, — сказал Клеопа. — Я его не защищаю. Я просто отвечаю тебе, потому что должен же кто-то тебе ответить.
— Мы ее спасли, — сказал отцу Исаак, утирая слезы.
Иаков поцеловал сына в лоб и прижал к себе.
— Ты поступил хорошо, все вы. И ты, Яким, и ты, и ты, — кивнул он маленьким мальчикам, которые топтались на улице. — Входите же.
Прошел целый час, прежде чем мама вернулась с тетей Есфирью и тетей Саломеей.
Тетя Саломея была в ярости.
— Он послал за повитухой.
— Как он мог?! — закричал Иаков. — Все селение видело. Ничего не случилось. Разбойнику пришлось отпустить ее.
Моя мама плакала, сидя у жаровни.
С улицы доносились крики, в основном женские. Яким и Исаак выскочили на улицу прежде, чем кто-нибудь успел их удержать.
Я не двигался.
Наконец пришла Старая Брурия.
— Повитуха приходила и ушла, — сообщила она. — Пусть будет известно всем и каждому, каждому грубияну и деревенщине, каждому чужаку в этой деревне, который пожелает знать, которому есть дело, который захочет сплетничать об этом, — девушка нетронута.
— Ну, это едва ли новость, — заметила тетя Есфирь. — И ты оставила ее с ним одну?
Старая Брурия жестом показала, что больше ей ничего не оставалось, и пошла в свою комнату.
Молчаливая Ханна, которая видела все, тихонько поднялась и выскользнула за дверь.
Я хотел пойти за ней. Хотел посмотреть, впустит ли Ханну Шемайя. Но я не стал этого делать. Вышла только моя мать, а через минуту она вернулась и кивнула. На этом все и кончилось.
В полдень Шемайя и его работники уехали в холмы. Две служанки и Молчаливая Ханна остались в доме с Авигеей, заперев дверь на засов, как он приказал.
Мы знали, что ему не найти разбойников. Мы молились, чтобы он не нашел их. Он не знал, как вести себя с людьми, вооруженными ножами и мечами. Отряд, который он собрал, состоял из стариков и слабых мужчин, не ушедших в Кесарию.
Ранним вечером Шемайя вернулся. Мы услышали топот копыт — необычный для нашей улицы звук.
Моя мама и тетки подошли к его двери и умоляли впустить их к Авигее. Он не ответил.
Весь следующий день никто не входил и не выходил из дома Шемайи. Его работники собрались под дверью, но потом отправились восвояси, не получив никаких приказаний.
То же самое было и на следующий день.
А тем временем каждые несколько часов из Кесарии приходили вести.
На третий день после нападения разбойников мы получили длинное письмо, написанное рукой Иасона. Его читали в синагоге — в нем говорилось, что люди мирно собрались перед дворцом правителя и никто их не разгоняет.
Это утешило рабби и многих. Хотя некоторые простодушно интересовались, что станет делать правитель, если толпа не разойдется.
Ни Шемайя, ни кто другой из его дома не пришли в синагогу.
На следующий день на заре Шемайя отправился в поле. Никто не открыл дверь, когда женщины постучали. Затем, уже в полдень, Молчаливая Ханна тихонько выскользнула на улицу.
Она пришла к нам и жестами сообщила женщинам, что Авигея лежит на полу. Что Авигея ничего не ест. Что Авигея ничего не пьет. Спустя короткое время она поспешила обратно, опасаясь, что Шемайя вернется и обнаружит ее отсутствие. Она исчезла в доме, и засов был снова задвинут.