— А этот Минкович еще живой? — казалось, сам у себя спросил Сингапур.
— Живой, сма, — кивнул Паневин, что-то еще добавив невразумительное.
— Прикольно, — Сингапур произнес это задумчиво, словно окунувшись в это далекое неизвестное ему время. — Так значит, эта твоя Галя и есть та самая Дева? — оживленно обернулся он к Паневину.
— Угу, — кивнул тот.
— И где же ты откопал это доисторическое существо?
— Она сама, сма, подошла, сказала, искала меня. Избранный я.
— О, как! — усмехнулся Сингапур.
— И я это… вот, — Паневин покосился на бутылку.
— С тебя достаточно, избранный. — Сингапур отставил от него бутылку. — Она, правда, святая? — с интересом заглянул он в глаза Паневину.
— Угу, — приковано уставясь взглядом в бутылку, кивнул Паневин.
— Она сама тебе об этом сказала?
— Угу.
— Замечательно. Феноменально просто. Просто усраться можно. И ты в это веришь?
— Угу.
— Нет, Данил, ну ты погляди. Хотя… — он мечтательно склонил голову, — чертовски люблю общаться с подобным народом. Вся эта вера, поиски истины, крайне занимательны.
— Тебе муновцев мало? — напомнил Данил.
— Ты знаешь, мало, — ответил Сингапур.
— Ну-ну. Только без меня… Ну наливай, что ли, — и Данил протянул ему стакан.
— А с муновцами прикольно получилось, — наливая водку, с ностальгией произнес Сингапур.
— Да куда уж там, — ответил Данил без ностальгии, — дай Бог, что обошлось. Спасибо отцу, помог. За родителей, — сказав тост, он выпил.
3
История получилась действительно скверная; отцу Данила пришлось воспользоваться некоторыми своими связями, что бы замять ее. В институте же еще раз убедились в способностях Сингапура влезать в самые паскудные истории и втаскивать за собой всех, кто под руку подворачивался. Впрочем, и сам Данил не был пай-мальчиком, а с Сингапуром и подавно; эти двое, точно нашли друг друга, и если уж напивались, то день без приключений, можно сказать, был прожит для них зря.
В те две недели июня, когда первый курс сдавал свои первые переходные экзамены, родители Данила уехали на юг, оставив квартиру на сына. За это время там перебывала добрая половина художественно-графического факультета, даже Рождественский пару раз захаживал. И все обходилось: пили, веселились, раздражали соседей, но в меру — всё, как и должно быть.