— Предвыборный штаб какой-то, — чуть слышно, невольно произнес Сингапур.
— Что? — переспросил улыбчивый Валера.
— Да так… не создай себе кумира. Впрочем, — Сингапур возвысил голос, — это не существенно. Давайте сразу к делу.
— А что вас интересует, что привело вас к нам? — спросил Валера, поправляя, и так хорошо сидевший на нем, костюм.
— Желание знать истину, — ответил ему Сингапур, невольно глянув на старичка. — Впрочем, Лиза сказала, что здесь мне расскажут, что ваша вера истинная и объяснят, чем она истиннее остальных вероисповеданий.
— Ну да, — оживилась Лиза, — вы хотели послушать лекцию, — она уселась напротив Сингапура, положила возле него огромный цветной альбом, оглянулась.
— Ну давайте вашу лекцию, — смиренно вздохнул Сингапур.
— Ну вот, — с облегчением человека, оказавшегося, наконец, под защитой родных стен, заметно осмелев, произнесла Лиза и величественно открыла перед ним первую страницу, с которой улыбался все тот же благонравный старичок в синем костюме и под ручку всё с той же благообразной старушкой. — Это преподобный Мун и его супруга, — представила Лиза старичков.
— У него четырнадцать детей и шестьдесят два внука, — умиленно вставила какая-то девушка в сарафане, стоявшая в дверях одной из комнат.
— Вы наверняка знаете журнал «Нью-Йорк таймс», — продолжала Лиза. — Так вот, этот журнал издается при содействии церкви «Объединения» и преподобного Муна, и…
— Так, стоп, — прервал ее Сингапур. Данил напрягся. — Мы, по-моему, не за этим сюда пришли. Вы мне собирались объяснить преимущества вашей религии перед остальными, а слушать житие преподобного… Давайте сразу к главному, — он загнул мизинец, — Во-первых: по вашему, ваша вера лучше — что вы отрицаете, как сказала Лиза, общепринятые символы — как крест, иконы, свечи и прочее, и радеете за нравственность и целостность семьи — это второе. Всё это замечательно — с нравственностью не поспоришь. Но, надеюсь, это не предел?
— Если вам действительно это интересно, — недоверчиво, но, всё еще улыбаясь, произнес Валера. — Если вы находитесь в поиске истины, то я могу вам помочь.
— Конечно, — серьезно кивнул Сингапур, добавив, — мне крайне интересно понять вашу веру.
Все еще настороженно, то и дело оправляя свой с иголочки костюм, Валера спросил:
— Вы верующий человек?
— Вера слепа, — отвечал Сингапур сдержанно. — Как я могу довериться какому-то Богу, когда даже не уверен, есть ли он вообще, — нетрудно было заметить по тону, что Сингапур провокатор: уж очень хорошо Данил знал его манеру вести дискуссию; и теперь, незаметно трогая, примеряя в ладони, горлышки бутылок, стоявших на полу в пакете (готовый использовать их как оружие), он был готов ко всему.
— Наша вера не слепа, — значительно улыбнувшись, произнес Валера.
— О как. И? — Сингапур скрестил на груди руки и со вниманием откинулся на спинку стула.
— Православие и прочие религии, — всё свободнее продолжал Валера, — призывают слепо верить в Бога, делая из человека покорного безответного недочеловека.
— Так, так, — нетерпеливо закивал Сингапур.
— Мы же учим человека быть свободным, и в первую очередь — от предрассудков. Православие пугает всех, изображая Христа мучеником — оно пугает человека крестом, крест есть символ страдания. Но человек рожден для радости. Рожден быть свободным. Он вправе выбирать свой путь. Православие же призывает человека поститься — морить себя голодом; во всем оно подчиняет человека себе. Но человек вправе выбирать свой путь и свою веру. Православие лишает его этой свободы — еще в младенчестве, совершив над ним обряд крещения, уже в детстве надевая на него крест, что бы он знал, что рожден для страдания — нести свой крест. Оно лишает человека радости и свободы. Мы освобождаем человека от этой кабалы — от чувства вины. Мы объясняем ему, что он рожден для счастья. Мы рассказываем ему о нашей вере, и он понимает, не слепо верит на слово, а понимает разумом, что наша вера — истинная.