– Все, – сказал дед, захлопывая книжку, – пора укладываться.
– Деда, – сказал я, – я с тобой поеду. Не хочу в городе сидеть.
– Краской на кладбище охота подышать?
– Охота – ловить.
Он покачал головой.
– Но сначала придется красить. На жаре.
– Я согласен, – кивнул я. – Покрасим. Главное, чтоб бабушка разрешила.
– Бабушку я беру на себя, – пообещал дед. – Она разрешит.
Дед никогда не давал обещаний, которые не мог выполнить.
А хуторок за многие годы захирел. Жили старики и старухи. Семь дворов сохранилось. Среди этих стариков раньше был и дедов старший брат Викентий, человек тяжелой судьбы, проведший основную часть жизни за решетками различных тюрем. Любил, пока в силе находился, воровство и разбой. А потом ссутулился, беззубый стал, да и заболел туберкулезом. Бабушка Викентия не уважала. Из города выбираться, кроме как на дачу, лишний раз не стремилась. А дед брата жалел, приезжал часто, привозил полную сумку еды и одежды. Викентий едва сводил концы с концами, существовал на пенсию инвалида, собирал в сезон грибы и ягоды и продавал их. Пил безбожно. Все пропивал. И вот – умер. Похоронили. Родных в деревне не осталось. Но дед продолжал туда ездить. Хотел дом продать, но он был такой ветхий, что никто не купил.
…Мы с ним поехали красить оградки на могилках Викентия и прабабушки.
Я надышался краской, покрасив боковину оградки, и у меня закружилась голова. Дед тогда вручил мне лимонад, бутерброды и отправил в сторонку на холмик. Отдохнуть. Я отдыхал и смотрел, как ловко мой дед машет кистью. И он еще сказал:
– Русскому человеку без корней нельзя. Понимаешь? Я хочу, чтоб и меня здесь положили. Со своими.
А потом мы спустились к реке.
Неширокая, с быстрым течением. Берег зарос осокой и был усыпан ракушками. Ивы склонялись до самой воды. Я насчитал три дощатых мостика примерно одинаковой длины, с которых, как объяснил дед, в основном не рыбу удят, а полощут белье. Чуть вдалеке виднелся маленький плот для переправы. На той стороне – роща. Но долго стоять и любоваться красотами не получалось: доставали комары и слепни, величиной с воробья. Импортный крем против укусов насекомых их не останавливал. Дед подхватил наш рюкзак и снасти, сказал, что пойдем вдоль берега до какого-то особого рыболовного места. Я кивнул, хлопнул себя по лбу, убив очередного комара, и мы пошли.
Солнце шпарило. На мелководье сновали мальки.
На особом рыболовном месте я ловил на трехметровую удочку с валуна. Черви и приманка были припасены заранее. Дед забросил донки, повесил сторожки-колокольчики и решил побросать спиннинг. Уже на третьем броске он зацепил здоровенного окуня. Потом и колокольчики зазвенели. Я больше следил за действиями деда, чем за поплавком на собственной удочке. Все равно не клевало. Я этому не удивлялся.
Рыбалкой я интересовался – это да, из меня выходил отличный теоретик, но практик – никудышный. Если брал в руки спиннинг, то через минуту выходила пышная «борода». Если забрасывал донку – забывал прижать бухточку – и вся снасть улетала! Крючки, привязанные мной, тут же обрывались, и выбранная леса рвалась. За все предыдущие рыбалки я поймал в общей сложности четырех окуней, семерых ершей, двенадцать плотвичек и одну уклейку. И упустил крупного леща, который попался на донку, но я в процессе вываживания, отступая, споткнулся и угодил задницей в костер…
И вот хлопал я ушами, хлопал… А дед вдруг как зашипит:
– Клюет же у тебя! Да как клюет!
С моим поплавком и правда происходили чудеса: то уходил под воду, то нарезал круги, а то вообще ложился плашмя на воду.
Ладошки у меня вспотели. Я перехватил пробковую рукоять удилища.
– Подсекай! – шипел дед.
И я подсек.
Удилище согнулось пополам, но выдержало этого монстра. И леса не подвела.
Рыба была реально страшная. Блестящее тело по форме напоминало торпеду, она билась в воздухе, топырила жабры и плавники, казавшиеся мне невероятно огромными. И морда у рыбы тоже была страшная. Хищная. Словно у акулы из фильма «Челюсти».
И я струсил. В теории подобное чудище не могло клюнуть на червя. Я был не готов.
– Что же ты! Тащи его сюда!
Я замотал головой и в отчаянии стал трясти удочкой, пытаясь сбросить монстра.
Монстр не сбрасывался, он качнулся в мою сторону. Я взвизгнул и отмахнулся.
Монстр наконец оторвался и, описав дугу в воздухе, плюхнулся в воду.
На крючке остался покоцанный кроха язек. Это он клюнул на червяка, только я не обратил внимания, зато монстр – обратил! Это была своеобразная рыбная матрешка.