Однако же, несмотря на все эти признаки божественности, Дитя Иисус ни в Евангелии от Матфея, ни в Евангелии от Луки не представляется неестественным чудом, совмещавшим в себе зрелость позднейших возрастов, но представляется истинно человеческим дитятей, тихо покоящимся и улыбающимся на девственной груди Матери, растущим и укрепляющимся в духе 11) и подчиняющимся законам правильного развития, только отличающимся от всех других детей Своим сверхъестественным зачатием и полной свободой от первородного греха и виновности. Иисус является в небесной чистоте незапятнанной невинности, – является как приятный благоухающий цвет Рая. Он был «Святое», согласно с благовестием о Нем Архангела Гавриила (см.: Лк. 1, 35), Он сделался предметом удивления и любви всех, кто приближался к Нему с детской простотой, но вместе с этим и предметом темных подозрений жестокого правителя, ставшего прообразом всех Его будущих врагов и гонителей.
Кто может измерить то облагораживающее, очищающее и возвышающее влияние, какое возбуждается в сердце юноши и старца во всех странах и народах христианских каждый раз в праздник Рождества Христова при воспоминании о Младенце-Христе! Потеря первобытного состояния и невинности обильно вознаграждается возвращением бессмертной невинности вновь приобретенного рая.
Из отроческого возраста Иисуса мы знаем только один факт, рассказанный Лукой, но стоящий в совершенной гармонии с дивными качествами детства Христова и в то же время указывающий на славу Его общественной жизни – этого непрерывного служения Его Небесному Отцу 12). В храме, среди иудейских ученых, мы находим двенадцатилетнего Иисуса не заносчивым и бойким мудрецом, учительствующим и надменно относящимся к другим, как передают апокрифические Евангелия, но слушающим и спрашивающим и, следовательно, действительно учащимся, но в то же время изумляющим Своих учителей Своим умом и Своими речами. Тут нет ничего скороспелого, быстрого или несвойственного возрасту Иисуса, а напротив, мы видим здесь меру премудрости и глубину религиозного интереса, возвышающую отрочество Его над обыкновенным человеческим отрочеством. Он преуспевал в премудрости, возрасте и в любви у Бога и человеков (Лк. 2, 52), рассказывается нам. Он был послушным и во всех отношениях добродетельным Сыном Своих родителей; но при этих качествах Он наполнял их священным трепетом, когда они видели своего Сына вполне преданным делу Его Отца и слышали необыкновенные Его речи, которых они не могли тогда понять, но которые Мария хранила в Своем сердце как священную тайну, будучи твердо убеждена, что они, соответствуя таинству Его сверхъестественного зачатия и рождения, должны иметь глубокий смысл.
Такой образ, как беспечального беспорочного небесного детства, так и зреющего поразительно-мудрого отрочества, каким он представляется вам в живой реальности у самого порога Евангельской истории, никогда прежде не приходил на ум ни одному биографу, поэту или философу. Наоборот, как справедливо замечено 13), все характеры высшего порядка заключают в себе величие и возвышенность в известной мере, но эти качества редко представляются нам развившимися с гармонической и совершенной постепенностью в известных данных, составлявших достояние юношеской натуры; обыкновенно такие характеры образуются посредством процесса очищения, когда многие глупости и недостатки темперамента устраняются, когда обман ограничивает доверие, страсть умеряется рассудком и юношеская горячность отрезвляется опытом. Обыкновенно особенно радуются, указывая на тот факт, что, несмотря на все детские шалости, погрешности, при помощи воспитания в конце концов образуется мудрый, правильный и героический характер, делающийся предметом удивления. Кроме того, если б какой-нибудь писатель (какого бы он ни был времени) взялся описать не просто только беспорочное, но сверхчеловеческое или небесное детство, не имея перед собой оригинала, то он сам должен был бы сделаться существом, стоящим выше человека; в противном случае он представил бы массу грубых преувеличений, нарисовал бы и разрисовал бы свой предмет так, что подобного ему нельзя было бы найти ни на Небе, ни на земле.