Можно еще взять образ из очень известной притчи Иисуса — притчи о блудном сыне. Допустим, что блудный сын — это Просвещение, а его старший брат — «ортодоксальный» христианин. Блудный сын отверг предания христианской ортодоксии и отправился в далекую страну исторического скептицизма. Старший брат, никогда по поводу исторических проблем не волновавшийся и от традиционных взглядов не отходивший, сердит и подозревает неладное. Что если младший брат неожиданно вернется? Что если, — даже трудно представить, — в честь его возвращения будет праздник?
Многие нынешние старшие братья выбрали не портрет или силуэт, а икону. Божественный Спаситель, которому они молятся и которого чтут, не имеет прямого отношения к палестинскому миру I века, и им это даже нравится. Если он и жил, то был личностью весьма странной. На нем белые одежды (на окружающих — сероватые). С лица не сходит благочестиво торжественное и чуть отсутствующее выражение. Именно такой иконой викторианское благочестие пыталось отвечать на рационализм Просвещения — с уступкой, вполне возможно, в главном: Иисус и чтимый Христос не один и тот же. Порой сюда вводят силуэт: «Мы чтим икону ("Христа Веры"), ибо знаем: если мы будем искать портрет ("Иисуса Истории"), то получим расплывчатый силуэт или просто неверную картинку»[25]. Люди, в библеистике не искушенные, выбирают икону еще и потому, что читают Евангелия вне их исторического контекста. Например, выражение «Сын Божий» истолковывается ими так, словно не только ученики Иисуса, но даже Каиафа на суде вкладывал в него целиком никейский смысл. Другой пример — во фразе «Сын Человеческий» видят указание на полное человечество Иисуса (в отличие от его «божественности»). Конечно, иконы и вправду могут укреплять веру там, где другие средства не годятся. Но их нельзя путать с реальностью. Подлинные иконописцы это понимают и рисуют соответственно. (Я не против икон, я только объясняю, чем они отличаются от изображений реальности.)
Итак, мне не стыдно сказать, что эта книга — об Иисусе. Последнее время вопрос «кем был Иисус?» часто испытывает ум и воображение людей: в театре и кино, науке и популярной литературе рождаются все новые и новые зарисовки и портреты, обычно тревожа простых христиан, выбравших икону или силуэт, предоставленный крупными богословами[26]. Об Иисусе почти всегда высказываются одобрительно, хоть и по совершенно разным, часто даже взаимоисключающим причинам. Его вворачивают для поддержки различных социальных или политических программ, для укрепления строгой нравственности или для освобождения от старых норм. Но не исчезает вопрос: о каком Иисусе мы говорим?[27] Не исчезает и впечатление, что здесь есть и более глубокий вопрос: о каком Боге мы говорим? Потому–то вопрос об Иисусе так или иначе очень важен в современном богословии и церковной жизни. Предполагается, что ссылка на него решает спор.
Но если мы ссылаемся на Иисуса, в какой момент настает пора для соломонова решения? Весь смысл того, что мы помещаем Иисуса в центр религии или веры, состоит именно в том, что это Иисус. Не какой–то шифр, странная и похожая на силуэт Christ–figure или икона, а тот самый Иисус, которого знают новозаветные авторы, который родился в Палестине в правление кесаря Августа и был распят вне Иерусалима при его преемнике Тиберии. Христианство апеллирует к истории, к истории оно и должно идти[28]. То обстоятельство, что полученные ответы могут изменить наше мировоззрение, даже нас самих, не должно удерживать от поиска.
2. Процедура
Несколько слов о плане книги. Сначала мы кратко рассмотрим важные работы по Иисусу, написанные за последнее столетие с лишним. Этому будет посвящен остаток данной главы. Историю поисков исторического Иисуса можно найти во многих работах, и мне относительно мало есть, что добавить к другим пересказам[29]. Однако без обзора не обойтись. Он сориентирует людей, незнакомых с предметом, стреляным же воробьям покажет, в каком месте карты находится моя собственная гипотеза. Затем, во 2–й и 3–й главах, я подробнее скажу о научных работах последних десятилетий. За это время ситуация сильно изменилась, многие ученые отказались от via negativa в пользу исторического реализма. Результат, правда, часто получался по–своему негативным. Полновесных портретов много, но они не всегда объясняют, почему ранняя Церковь не просто чтила память об Иисусе, но и говорила о нем поразительные и уникальные вещи. В 4–й главе мы, начиная с анализа одной из притч, рассмотрим некоторые ключевые вопросы, решать которые будем далее. Эти четыре главы завершают часть I, подготавливая почву для последующей позитивной реконструкции.
25
См. интересную полемику против поисков «исторического Иисуса» в знаменитых «Письмах Баламута» К. С. Льюиса, письмо 23 (Lewis 1955 [1942]). Один из последних примеров сходной позиции см. в Johnson 1995; более осторожную форму см. в Schnackenburg 1995 [1993].
26
Первый раз я написал это предложение в 1989 году. События 1992 года его подтвердили (см. Wright 1992c и рассматриваемых там «популярных» авторов). История продолжается.
28
См. Caird 1965, 3: «Всякий, кто верит, что в жизни и учении Христа Бог дал уникальное откровение о Себе и Своих замыслах, призван, нравится это ему или нет, признает он это или нет, к поиску исторического Иисуса».