«Слыша эти слова, народ радовался, и вся Иудея следовала за ним, и окрестности Иерусалима. И не делал он им ничего другого, кроме как погружал в поток Иордана. И отсылал их, наставляя перестать творить зло и говоря, что даст им царя, который освободит их и покорит всех непокорных, сам же не будет покоряться никому. Одни над его словами смеялись, другие верили им…» (Иосиф Флавий. Иудейская война. II, 2).
Достаточно лишь сравнить эти два параграфа, чтобы убедиться, что второй противоречит первому. Это позднейшая вставка христианских переписчиков. Первый же параграф по своим выражениям полностью соответствует доктрине Иуды из Гамалы, и мы считаем его подлинным. К несчастью, позднейшие вставки подменили у Иосифа Флавия те места, которые, конечно, сообщили бы нам гораздо больше, чем Евангелия IV и V веков.
Что касается причины, по которой Иоанн облек звериными шкурами те части тела, которые обычно не покрыты волосами, в этом легко увидеть провокацию, предупреждение для узурпаторской династии Ирода. Сделав это, он стал напоминать Исава, покрытого шерстью (Быт., 25:25–26 и 27:16–17). Именно этот прием использовал Иаков, чтобы обмануть своего отца Исаака и выдать себя за Исава, его старшего сына. Но ведь Иаков означает «вытесняющий», а Иисус (приход которого возвещает Иоанн) должен будет вытеснить тетрархов, пособников Рима. Наконец, Исав, «косматый», был тем из двух близнецов, который первым вышел из материнского чрева. А из двух близнецов, рожденных Марией, Иисус был старшим.
Для евреев, понимавших образную манеру, в которой говорили пророки, чьим речам всегда предшествовали символические жесты или позы, Иоанн играл свою роль в совершенстве и выражался в эзотерическом духе, сообразно Преданию.
До сих пор мы покорно следовали классическому сюжету легенды о Крестителе, довольствуясь тем, что отмечали в ней анахронизмы и несообразности с точки зрения исторической реальности. Проверим теперь ее суть.
Ирод Великий умер в 5 году до нашей эры. После его смерти, случившейся в месяце нисане (21 марта — 21 апреля), Архелай, его старший сын, отплыл в Рим, чтобы император Август утвердил его восхождение на престол Иудеи. Так же поступил его брат Ирод Антипа, но с противоположными намерениями. Возвращаясь из Рима, последний склонил Иродиаду, жену другого своего брата Ирода Филиппа, отправиться вместе с ним для сожительства, взяв с собой ее дочь Саломею, рожденную Иродиадой от своего супруга Ирода Филиппа. Это решение Иродиада приняла, согласно Иосифу Флавию (Иосиф Флавий. Иудейские древности. XVIII, V. Т. 2. С. 293), вскоре после рождения Саломеи.
Следовательно, означенная Саломея уже появилась на свет в 5 году до нашей эры, и к тому времени ей было около года. Смерть Крестителя имела место в 32 году нашей эры, значит, к тому времени Саломее было (5 + 32) не менее тридцати семи лет.
История, верно рассказанная Иосифом Флавием в «Иудейских древностях» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. XVIII, V. Т. 2. С. 293), сообщает, что первым браком она вышла за своего кузена Филиппа, сына того же Ирода Антипы, который одновременно был ее родным дядей и (вследствие брака с Иродиадой) отчимом.
После того как Филипп Антипа умер, не оставив потомства от этого брака с Саломеей, она повторно вышла замуж — за Аристобула, брата Агриппы.
От этого второго брака у Саломеи родилось три сына: Ирод, Агриппа и Аристобул. Время шло, и к моменту смерти Иисуса Саломее было около сорока лет.
И здесь поставим проблему, насколько достоверно канонические Евангелия сообщают реальную причину смерти Крестителя.
Ирод Антипа в своем дворце в Тивериаде устраивает большое празднество. На этом пиру рядом с ним сидит Иродиада, его нежно любимая жена. А также, несомненно, Саломея и ее тогдашний супруг — вероятно, Аристобул, если она впервые вышла замуж в пятнадцать лет за Филиппа, который умер в 10 году нашей эры. Рядом с ними, за большим подковообразным столом античных пиров — высшие сановники Ирода, его двор.
Насколько правдоподобно, чтобы идумейский тетрарх попросил Саломею, мать семьи, танцевать перед своим супругом?
На Востоке в те времена не танцевали, как в наше время в европейских дансингах, «в своем кругу» и «для своего удовольствия». Существовали танцовщицы, для которых это было ремеслом, и ремеслом весьма презренным И попросить у своей падчерицы, которая в то же время была его племянницей, начать выделывать соблазнительные антраша на глазах супруга и перед всем двором было вещью немыслимой: это значило бы нанести тяжкое оскорбление обоим. Тем более речь идет о женщине тридцати семи лет, которая, как бывает на Востоке и с учетом эпохи, скорее всего, преждевременно расплылась.