Вот почему, когда Павла арестуют в Иерусалиме во время нового мятежа (Деян., 21:27–36), мы обнаружим и такое свидетельство:
«Павел сказал тысяченачальнику: можно ли мне сказать тебе нечто? А тот сказал: ты знаешь по-гречески? Так не ты ли тот египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?» (Деян., 21:37–38).
Здесь не мог подразумеваться житель Египта, которым явно не было дела до еврейской независимости и царства Давида, а только «египтянин» — синоним «чародея».
Все это происходило в самый разгар восстания, потому что Евсевий Кесарийский и Иосиф Флавий единодушно относят к этому времени страшный голод:
«В это же самое время и случился в Иудее тот большой голод…» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. XX, V, 2. Т. 2. С. 415).
Это только под пером безымянных писцов, составивших весь Новый Завет в IV и V веках, эти нескончаемые и страшные восстания становятся банальными мелкими волнениями, к которым подстрекают плохие фарисеи назло хорошим христианам, а замечательные римляне умело пресекают мятежи и служат третейскими судьями во имя сохранения общественного порядка. Историческая реальность совсем иная. Но в то время, когда писали Новый Завет, вся Римская империя волей-неволей стала христианской. Императора и римский народ приходилось щадить. Поэтому все свалили на евреев, оставшихся верными своей религии.
А теперь один эпизод зелотских поборов, написанный с натуры, который безымянные составители подложных Евангелий сочли нужным воспроизвести в назидание простакам и со всей необходимой изощренностью добавив к нему обычный мотив чуда:
«У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из своего не называл своим, но все у них было общее. Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех их. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян., 4:32–35).
Немного умерим восторг и учтем, что в оценке этой «нужды» должен был господствовать большой произвол, потому что в другом месте можно прочесть следующее:
«В эти дни, когда умножились ученики, произошел у эллинистов ропот на евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей» (Деян., 6:1).
Продолжим чтение предыдущего эпизода:
«Некоторый же муж именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам апостолов. Но Петр (не забудем, что это Симон Зелот) сказал: Анания! для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? для чего ты положил это в сердце своем? ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех слышавших это. И, вставши, юноши приготовили его к погребению и, вынесши, похоронили.
Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся. Петр же спросил ее: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказал: да, за столько. Но Петр сказал ей: что это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут. Вдруг она упала у ног его и испустила дух; и юноши, вошедши, нашли ее мертвою и, вынесши, похоронили подле мужа ее. И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это» (Деян., 5:1-11).
Отметим несколько странных моментов в этом рассказе, явно подправленном, чтобы получить обычную «подкладку», но где жестокость Симона Сикария, отца Искариота, чья бесчувственность еще раз оправдывает его прозвище «Камень», сквозит в каждой строчке.
Прежде всего Святой Дух Симона весьма удобен. Когда его сын Иуда Искариот запускал руку в денежный ящик, Святой Дух не вмешивался. Он «был вор» (Иоан., 12:6), но Святого Духа это не беспокоило. Зато когда Анания продал свое имение, чтобы принести в дар апостолам часть денег, полученных за продажу, он не имел права оставить часть выручки себе. Это заслуживало смерти.
И его жена, которая непременно ему подчинялась, как по еврейскому закону, так и просто из супружеской любви, не выдав своего мужа, тоже заслуживала смерти.
И, согласно нашим безымянным редакторам IV и V веков, именно тот «Дух-Утешитель», тот «Параклет», которого Иисус якобы послал после вознесения на небо верующим в него в качестве последнего подарка (Иоан., 15:26), исполнил работу палача.