Вот почему, когда христианские историки называют его поездку в Финикию «удалением» (retraite), мы можем только удивиться или принять это слово в его военном значении («отступление»).
Действительно, если ты находишься в Иерусалиме, Святом городе, где, как всякий этнический еврей, имеешь право ежедневного доступа в предпоследний, мужской, притвор (а Иисус не был лишен этого права) Храма, где только и осуществляется регулярный культ, и другого места для этого нет, — как объяснить, что ты удаляешься в Финикию, государство, где население все еще враждебно к еврейскому народу, культы — по существу языческие и где, следовательно, тебя ежеминутно окружает ритуальная нечистота?
На самом деле речь идет о военном «отступлении», то есть бегстве, и как раз в те края, в отношении которых никому бы и в голову не пришло, что Иисус может укрыться там. От Иерусалима, где он тогда находился, до Сидона через Иудею, враждебную Самарию и Галилею в целом около ста девяноста километров по прямой.
Мы никогда не узнаем, какой дорогой направился Иисус, но можем предположить, что вместе с несколькими учениками, сопровождавшими его (несомненно, теми же, что и всегда, — Симоном, Иаковом и Иоанном), он смешался с караваном паломников, шедших на север, в Финикию, для участия в церемониях, проводившихся в память смерти и воскрешения Адониса.
Ведь если верить работам католических экзегетов и историков, Иисус скрылся в Финикию в июне 29 года. И значит, прибыл туда точно к ежегодным церемониям, проходившим, как мы увидим, в день летнего солнцестояния, как раз когда расцветает «роза Дамаска» — анемон, посвященный Адонису.
Однако он оставался там недолго, самое большее дней десять, потому что его узнали:
«И, вышед оттуда (из Иерусалима), Иисус удалился в страны Тирские и Сидонские. И вот, женщина-хананеянка, вышедши из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, Сын Давидов! Дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступивши, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами» (Матф., 15:21–23).
У Марка мы находим уточнение, что он не желал быть узнанным:
«И, отправившись оттуда (из Иерусалима), пришел в пределы Тирские и Сидонские; и, вошед в дом, не хотел, чтобы кто узнал; но не мог утаиться. Ибо услышала о нем женщина, у которой дочь одержима была нечистым духом, и, пришедши, припала к ногам Его…» (Марк, 7:24–25).
Итак, он не хотел, чтобы его узнали, он скрывался. Для воплощенного божества, явившегося возглашать массам истину, странная позиция — бежать, прятаться «в доме» и желать «утаиться».
Это дом, вероятно, принадлежал его таинственному брату, имя которого неизвестно и который жил в Сидоне под прозвищем «Сидоний» — сидонянин. Был ли это тот загадочный скрытый сын, о котором мы говорили на с. 72?
Продолжение этой истории известно. Но Иисус не мог больше оставаться в Финикии, потому что его опознали. Он снова бежал.
«Вышед из пределов Тирских и Сидонских, Иисус опять пошел к морю Галилейскому[104] чрез пределы Десятиградия» (Марк, 7:31).
Так вот, если рассмотреть карту этих мест (с. 6), можно отметить, что Иисус попытался ввести в заблуждение жителей Тира. В самом деле, из этого города он вдоль побережья Средиземного моря дошел до Сидона, города, расположенного в пятидесяти километрах северней Тира. Значит, тиряне могли предположить, что он в конечном счете направляется в Палестину. И если они дали такие сведения римской жандармерии, сведения эти были ложными. Из Сидона, повернув на восток, он вернулся в Галилею, но через Декаполис.
Все это совершенно нормально со стороны человека, голова которого оценена и против собственных отрядов которого римские легионы постоянно проводят полицейские операции. Но зачем скрывать это от нас?
«Удаление» в Финикию, прерванное из-за вмешательства хананеянки и ее болтливости, пришлось, как мы видели, на момент церемоний, посвященных Адонису. Культ этого бога, представлявшего собой не что иное, как воплощение хлебного зерна в частности и растительности в целом, был очень древним. Специалисты по истории религий отождествляют его с египетским Осирисом, и это его чтили в разных краях под именем Эшмуна, Афлада, тогда как в других местах обнаруживали поклонение ему под именем Думмузи, Таммуза, Сандона и, наконец, Адониса.
Даже Израиль во времена тех попыток прийти к религиозному синкретизму, которые пророки с ужасом рассматривали как духовную измену Яхве, иногда почитал Таммуза: