Итак, отметим: место распятия Иисуса и двух его воров должно быть близким к кладбищу, потому что таков обычай и потому что там должна быть могила, где его временно похоронят.
Близ Голгофы ничего подобного нет. Это исключала близость Храма, святого места, — метров триста по прямой, — поскольку кладбище есть место нечистое по преимуществу, тем более если там совершались казни и выставлялись трупы замученных: все это осквернило бы святое место.
Таким образом, в IV веке Голгофу в качестве места казни Иисуса выбрали, видимо, из-за ее названия, из-за легенды, связанной с ней, а также ради удобства паломников. Во времена, когда никого, кто видел смерть Иисуса, уже не было в живых, когда археологии и ее дисциплин, связанных с историческими науками, невозможно было и представить, когда наивность верующих не знала абсолютно никаких границ, когда рациональной критике всегда предпочитали детскую веру, такие изыскания, как наше, были исключены. Не существовало ни одной карты древнего Иерусалима. Обратиться к устной традиции было невозможно, потому что после взятия и разрушения города всех евреев без исключения депортировали. Несколько веков до Константина к городу Давида было запрещено приближаться. Как представить, чтобы на месте можно было узнать какое-либо предание? Римляне и греки, впоследствии, при Адриане, то есть в 131 году, заселившие новый город, Элию Капитолину, не нашли там ни одного жителя. Послушаем Иосифа Флавия:
«Остальные стены города разрушители так сравняли с поверхностью земли, что посетитель едва ли мог признать, что эти места некогда были обитаемы» (Иосиф Флавий. Иудейская война. VII, 1. С. 415).
Таким образом, с 70 года, года взятия Иерусалима Титом, до 131 года, года основания Элии Капитолины, то есть за шестьдесят один год, место, где поднимался чудеснейший город в истории человечества, было всего лишь разоренным пространством, где все было сравнено с землей и не осталось ни одного живого существа.
Какие же там можно было найти устные предания, о которых говорят?[134]
Напротив, если мы перенесемся за пределы Иерусалима, в долину Иосафата, в самую Гефсиманию, на перекресток дорог, одна из которых ведет в Иерихон, а другая — в Виффагию и Вифанию, мы окажемся на месте, где Иисуса «схватили, вместе с Демасом и Цистасом, обоими ворами», согласно «Деяниям Пилата».
Мы окажемся ближе ко дворцу Пилата, чем если бы находились на Голгофе, мы окажемся совсем рядом со старым кладбищем, где найдется могила, необходимая для погребения Иисуса, мы окажемся в Гефсиманском саду, где его «взяли», и прежде всего на перекрестке, где ходит намного больше людей, чем в таком удаленном месте, как Голгофа.
Так вот, римляне всегда казнили «в назидание», и это значило, что осужденных должно было видеть как можно больше прохожих. И этот перекресток будущий христианский мир бессознательно воспримет как эзотерическую истину, потому что на перекрестке всегда будут устанавливать распятие. Символ выбора между Добром и Злом, символ «двойного пути», отделяющего мир Мертвых: именно на перекрестке Гадеса бдит пес Цербер. Одна из трех его голов обращена к приходящему: она пропустит душу мертвого и запретит живому спускаться в унылое обиталище. Обе остальных, обращенных в другую сторону, повернутся к мертвым, если те попытаются подняться к Жизни. Левая голова запретит всякое возвращение к ней мертвым, сошедшим в Ад, правая запретит подобную попытку душам Елисейских полей.
Кроме того, с Голгофы, возвышающейся над Иерусалимом, постоянные ветры несли бы запах трупов распятых на город. Тогда как в Кедронской долине, расположенной гораздо ниже города, и на старом кладбище, близком к Гефсиманскому саду, эта неприятность не грозила. Все говорит о том, насколько удобным было это место для регулярных казней на кресте с долгой демонстрацией останков казненных.
Есть и дополнительный, принадлежащий к тому же кругу идей довод в пользу того, что распятия совершались на этом месте.
От этого перекрестка левая дорога поворачивает на Иерихон. Путь туда составляет около тридцати пяти километров, и на этом отрезке происходит спуск на тысячу метров. Пустынный и зловещий ландшафт, бесплодные скалы, по той и другой стороне многочисленные пещеры на унылых возвышенностях.