Прочитав еще раз о том, как родился Иисус, я спросил себя, «Если Иисус пришел в мир, чтобы открыть нам Бога, то что я узнаю о Боге из этого первого Рождества?»
Ассоциации, которые приходят мне в голову, когда я размышляю над этим вопросом, застают меня врасплох. Смиренный, доступный, неудачник, смельчак — эти слова едва ли подходят для обращения к божеству.
Смиренный. До Иисуса практически ни один языческий автор не использовал слово «смиренный» в качестве положительной характеристики. Однако события Рождества неотвратимо указывают на нечто, кажущееся парадоксом: смиренный Бог. Бог, сошедший на землю, появился не из могучего вихря и не из всепожирающего пламени. Это невозможно себе представить, но Создатель всего и вся становится все меньше, меньше и меньше, почти превращаясь в яйцеклетку, единственную оплодотворенную яйцеклетку, которую едва видно невооруженным глазом, яйцеклетку, которая делится вновь и вновь, пока зародыш не примет форму и не начнет увеличиваться клетка за клеткой в чреве нервной девушки. «Бесконечность заточила себя в твою дорогую утробу», — изумляется поэт Джон Донн. Он «уничижил Себя… смирил Себя», — более прозаично выразился апостол Павел.
Я вспоминаю, как однажды во время Рождественских праздников я сидел в одном красивом зале в Лондоне, слушая «Мессию» Генделя, где целый хор поет о дне, когда «будет явлена слава Господа». Я провел утро в музее, рассматривая остатки величия Англии — драгоценные камни на короне, массивный золотой скипетр, покрытый позолотой экипаж лорд–мэра, — и мне пришло в голову, что только такие знаки богатства и силы должны были присутствовать в сознании современников Исайи, который впервые услышал это пророчество. Когда евреи читали слова Исайи, они, несомненно, с глубокой ностальгией вспоминали дни славы Соломона, когда «и сделал царь серебро и золото в Иерусалиме равноценным простому камню».
Однако величие того Мессии, который появился, было величием смирения. «Восклицание мусульман «Бог велик» — это истина, которая не нуждалась ни в каком сверхъестественном существе, чтобы быть донесенной до людей», — пишет отец Невилл Фиджис. «Истина, которой учил Иисус, в том, что Бог мал». Громогласный Бог, который повелевал армиями и империями, словно фигурами на шахматной доске, этот Бог появился в Палестине в образе ребенка, который не мог ни говорить, ни есть подобающую пищу, ни контролировать свой мочевой пузырь, ребенка, чьи безопасность, сытость и комфорт зависели от девушки–подростка.
В Лондоне, глядя на расположенную в зале Королевскую ложу, в которой сидели королева и ее семья, я уловил те типичные моменты, которые отличают правителя, шагающего по миру: охрана, звук фанфар, пышность одеяний и сияние драгоценных камней. Королева Елизавета Вторая недавно посетила Соединенные Штаты, и репортеры получали удовольствие, перечисляя атрибуты королевской власти: ее четыре тысячи фунтов багажа, включающих по два туалета на каждый случай, траурное одеяние на случай чьей–нибудь кончины, сорок пинт плазмы, лайковые чехлы на туалетное сиденье. Она привезла с собой своего парикмахера, двух лакеев и множество другой прислуги. Краткий визит королевской особы в иностранную державу может совершенно легко обойтись в двадцать миллионов долларов.
Для сравнения, посещение Богом земли началось с хлева, в отсутствие слуг и иного места, кроме кормушки для скота, куда можно было бы положить новорожденного царя. И при этом событие, которое разделило историю и даже наш календарь на две части, имело очевидцами больше животных, чем людей. На него мог наступить мулл. «Как тихо, как тихо был нам дарован чудный дар».
На какое–то мгновение ангелы озаряют небо, но кто видел это представление? Безграмотные наймиты, которые пасли чужие стада, «незнакомцы», от которых не осталось даже имени. У пастухов была репутация таких попрошаек, что почтенные евреи относились к ним ко всем без разбора как к «безбожникам», не пуская их дальше внутреннего двора храма. Вполне естественно, что именно им Богом было суждено праздновать рождение того, кто станет известен как заступник грешников.
В стихотворении Одена мудрецы возвещают: «О здесь и сейчас предел нашему бесконечному пути». Пастухи говорят: «О здесь и сейчас начало нашему бесконечному пути». Поиски мировой истины закончены; настоящая жизнь только началась.
Доступный. Тот из нас, кто вырос в традициях неформальной или домашней молитвы, вряд ли оценит то изменение в отношении человека к божеству, к которому стремился Иисус. Индусы приносят жертвы в храме. Коленопреклоненные мусульмане кланяются так низко, что касаются лбами земли. В большинстве религиозных традиций страх действительно является превалирующей эмоцией при обращении человека к Богу.
Безусловно, у евреев страх был неразрывно связан с поклонением. Пылающий куст Моисея, горячие угли Исайи, неземные видения Иезекииля — человек, «удостоенный» прямого общения с Богом, думал, что уйдет опаленным или наполовину искалеченным, как Иаков. Это были избранники судьбы: дети евреев также узнавали истории о святой горе в пустыне, которая становилась роковой для каждого, кто к ней прикоснется. Если вы не должным образом обращаетесь с ковчегом завета, вы погибли. Войдите в Святое–святых, и вы не вернетесь оттуда живым.
Для тех, кто отгораживал в храме алтарь для Бога и избегал произнесения вслух Его имени, явление Бога в виде младенца в яслях выглядело более чем странно. Вряд ли можно представить себе что–либо менее священное, чем новорожденный, ручки и ножки которого плотно припеленуты к телу? В Иисусе Бог нашел способ наладить с человеком контакт, который не вызывал у последнего страх.
Действительно, страх никогда не был по–настоящему действенным. В Ветхом Завете гораздо меньше взаимопонимания человека с Богом. Необходим был новый подход, говоря словами Библии, Новый Завет, который бы не увеличивал гигантскую пропасть между человеком и Богом, а, напротив, строил через нее мост.
Одна из моих знакомых по имени Кэтти пользовалась игрой «угадай–ка», чтобы ее шестилетний ребенок запомнил названия разных животных. Его ход: «Я загадал млекопитающее. Оно большое и совершает чудеса». Кэтти подумала некоторое время и сдалась. «Я не знаю». «Это же Иисус!» — сказал с триумфом ее сын. Кэтти рассказала мне, что ответ показался ей в тот момент неуважительным, но позднее, когда она задумалась об этом, то поняла, что ее сын случайно проник в самую глубину воплощения: Иисус как млекопитающее!
Я ближе познакомился с Воплощением, когда у меня был аквариум с морской водой. Содержать такой аквариум, как я понял, непростое дело. Мне даже пришлось завести небольшую химическую лабораторию, чтобы следить за уровнем содержания нитратов и аммиака. Я подкачивал в воду столько витаминов, антибиотиков, разных добавок и ферментов, что можно было заставить расти камни. Я фильтровал воду через стекловату и древесный уголь и облучал ее ультрафиолетом. Вы можете подумать, что, благодаря всей затраченной на это энергии, мои рыбки, по меньшей мере, должны были быть мне благодарны. Не тут то было. Всякий раз, как моя тень падала на аквариум, они прятались в ближайшую ракушку. Единственной эмоцией, которую они проявляли по отношению ко мне, был страх. Хотя я открывал крышку и бросал им еду в одно и то же время, три раза в день, они относились к каждому визиту, как к несомненному проявлению моего намерения их помучить. Я не мог убедить их в искренности моих намерений.
Для моих рыбок я был божеством. Я был слишком велик для них, мои действия были для них непостижимы. Мои акты милосердия они рассматривали как жестокость; мои попытки сохранить их здоровье они рассматривали как вред. Я начал понимать, что для того, чтобы изменить их восприятие, понадобится некая форма воплощения. Мне пришлось бы стать рыбой и говорить с ними на понятном им языке.
Человек, становящийся рыбой, не сравним с Богом, становящимся младенцем. И все же, в соответствии с Евангелием, именно это и произошло в Вифлееме. Бог, который создал мир, обрел форму внутри него, подобно тому, как художник может изобразить себя на картине или драматург может получить роль в своей собственной пьесе. Бог написал сценарий, только используя при этом реальных людей, на страницах реальной истории. Слово обрело плоть.