Орм развернул посадочный модуль носом на запад, и разреженный, хотя и сильный ветер понес их на восток. Капитан подрегулировал двигатели, чтобы уравновесить напор. «Барсум» спускался, и воздух, как заметил Орм, становился плотнее, хотя скорость ветра была уже не та, что в высоких слоях. Он уменьшил тягу двигателя, и индикатор показал, что «Барсум» выдерживает заданный угол движения. Прямая, проведенная под этим углом от корабля, упиралась в дно пропасти Титония — точку посадки.
Время шло. Орм загружал данные в передатчик, и они отправлялись на Землю вместе с фотографиями приближающейся поверхности Марса и двух космонавтов в этом материнском чреве из облученного пластика.
Под ними, как пасть, открывался разлом. Широкие склоны вулканов ушли за горизонт, и модуль уже находился ниже величественно вздымающихся утесов. На них еще падал слабый, но яркий солнечный свет красной планеты. И лишь когда солнце снизится, космонавты окажутся в тени западной стены.
Орм, глядя время от времени в иллюминатор, видел металлические изгибы другого корабля, погребенного под слоем почвы. Красноватые камешки и более тонкая субстанция — пыль — смешались с выветренным материалом стен каньона. Здесь ветер был слабее, что облегчало задачу Орма.
В порыве чувств Бронски забыл английский и заговорил по-польски. Это был когда-то его родной язык — французский он выучил только в десять лет, когда его родители сбежали в Швецию и оттуда — в Париж. Он тут же спохватился и перевел свои слова:
— Это и в самом деле искусственный предмет! Это корабль!
Орм хотел сказать, что еще предстоит узнать, корабль или нет, но не было времени комментировать. И к тому же он чувствовал, что Бронски прав.
Модуль твердо встал на все шесть ног, чуть присел, когда телескопические стояки самортизировали удар, и снова приподнялся, когда они выпрямились. Орм отключил тягу и минуту сидел, ощущая слабое притяжение Марса и слушая тишину. Потом радостно крикнул:
— Эй, марсиане! Мы здесь!
Было у него заготовлено много всяких изречений, некоторые весьма поэтичные, но он решил пока послать их к черту и сказал первое, что пришло на ум.
В тишине раздался голос Дантон:
— Поздравляю, командир!
Орм даже удивился, когда вдруг руки Бронски обхватили его сзади и голос рявкнул в уши:
— Мы это сделали, о Господи!
— И Он тоже здесь, — ответил Орм, имея в виду именно то, что сказал. — Хотя местность тут и похожа на мастерскую дьявола.
ГЛАВА 2
Орм отстегнулся и медленно встал, помня, что гравитация здесь слабее земной. Выглянув в иллюминатор, он передал краткое описание картины. Модуль стоял в трехстах футах от края склона в зоне, изученной с «Ареса». Тут было не слишком много каменных обломков по сравнению с дном каньона, и ноги посадочного модуля не попали ни на один из них, а встали на очищенную недавними ветрами от пыли скальную поверхность. В верхнем иллюминаторе было видно небо, светло-синее, испещренное хвостами перистых облаков. К модулю приближался исследовательский робот «РЕД-2» — тот самый, который первым обнаружил две греческие буквы на двери туннеля. Дантон дала ему команду подойти к «Барсуму» поближе и передать изображения космонавтов, когда они выйдут из модуля С «Ареса» эти изображения отправятся на спутник ИАСА и с него — на Землю.
В восьмистах футах за роботом находился невидимый теперь туннель, Бронски с Ормом взялись за работу. Застегнув и проверив скафандры и шлемы, они втиснулись в тесную декомпрессионную камеру и закрыли внутренний люк. Орм включил манометр и нажал кнопку. За три минуты давление в шлюзе снизилось до уровня внешнего. Тогда Орм открыл наружный люк и развернул металлический трап. При такой тяжести можно было свободно спрыгнуть на почву в четырнадцати футах внизу, но это было запрещено. Никаких случайностей.
Спустившись по трапу спиной вперед, Орм ступил на скальное основание и повернулся. У него кружилась голова, и не от пониженной гравитации. Он, Ричард Орм, чернокожий канадец, — первый человек, ступивший на поверхность красной планеты. Что бы ни произошло потом, он навсегда останется в истории как первый человек на Марсе.
Вездеход — похожая на металлическое насекомое машина — уже транслировал кадры уникального события. Как он, Ричард Орм, первый из землян, ступает на древние скалы чужой планеты.
— Эх, Колумб, был бы ты здесь! — произнес Орм, четко осознавая, что ровно через одиннадцать с половиной минут это услышат миллиарды. И потому следующую мысль вслух не произнес:
«Ты наложил бы полные штаны от страха».
Старому мореплавателю такое даже и присниться не могло.
— Далеко же мы ушли за пятьсот двадцать три года! — добавил он.
Но развивать мысль не стал. На Земле многие поймут, что он хотел сказать, и объяснят остальным.
По трапу спустился Бронски, огляделся. Орм подозвал его, и они занялись разгрузкой. Из трюма в днище корабля достали трос, бур и сонар. С помощью последнего проверили, что место посадки представляет собой твердую скалу, вполне способную удержать якорь. Бронски пробурил базальт и отсоединил бур от источника питания. Трос закрепили на торчащем из скалы конце бура, Орм приготовил цементный раствор и влил его в зазор между буром и стенами скважины.
Ожидая, пока схватится быстро затвердевающая масса, Орм и Бронски подошли к серебристому металлическому закруглению, выдающемуся из груды камней. Стоя под огромной дугой и глядя на нее, Орм ощутил нечто вроде благоговения. Если это был корабль — а это несомненно было так, — то он должен был быть размером с древний пассажирский лайнер, вроде «Куин Мэри», или с дирижабль «Гинденбург».
Кто бы ни был его строителем, он обладал источниками такой энергии, которых не было на Земле. Чтобы поднять этого монстра с планеты в космос, провести через межзвездное пространство и посадить здесь, нужна была такая мощь, что даже при мысли о ней голова кружилась.
Сколько же пролежал он на дне этого необъятного каньона? Долго, должно быть, чтобы успела выветриться стена и похоронить его под обломками камней. И еще дольше, чтобы другая сила — может быть, долгие и сильные ветры — смела обломки с этой части корабля.
Но, может быть, именно эта секция корабля никогда и не была скрыта. Спутник наблюдения много раз ее фотографировал, но не заметил ее никто, пока не обратил внимание Лэкли — тот самый австралиец.
А может быть, кто-то начал раскапывать корабль, и что-то ему помешало.
При этой мысли по спине Орма пробежал холодок. Он непроизвольно обернулся. Группы марсиан, подкрадывающихся к нему сзади, он не обнаружил. И засмеялся.
— Чему смеешься? — спросил Бронски.
— Ничего конкретного. Просто… Неважно. Может, от радости. Вытащи-ка этот прибор, — он повернулся к Бронски спиной, и тот вытащил коробку из цилиндра на спине его скафандра.
Это была миниатюрная лаборатория для физико-химических исследований. Поставив ее на землю, Бронски открыл крышку и начал вместе с Ормом выполнять анализы с быстротой, приобретенной долгими тренировками. Закончив, Орм доложил о результатах:
— Дверь с виду металлическая. Как показал аудиометр — вы это слышали, — внутренность полая. При ударе стальным молотком звенит. На поверхности не оставляет царапин даже алмаз. Азотная кислота не оставляет следа. Использовать лазерный луч мне не хочется, чтобы воздух не повредил содержимое — если оно там есть. Материал корпуса, чем бы он ни был, земной науке неизвестен.
Бронски вернул коробку в цилиндр, и космонавты пошли обратно к «Барсуму». Цемент уже схватился. В разреженном воздухе при давлении, эквивалентном давлению земной атмосферы на высоте десяти миль, вода испарялась быстро. Поднимающийся пар в сумеречном свете был невидим.