Можно усмотреть определенное сходство между стилем Иоанна Крестителя и евангелиста Иоанна. Сложные конструкции доводов Крестителя, специфичные образы ("Агнец Б." - далеко не то же, что Ис53:7: "как агнец пред стригущим его безгласен"), его агрессивность ("порождения ехиднины"), жуткие пророчества ("Он будет крестить вас Духом Святым и огнем"), легкое апеллирование к возможностям Б. ("из камней сих может сотворить детей Аврааму") очень похожи на те же характерные особенности Евангелия от Иоанна. Что и неудивительно, если Креститель тоже принадлежал к эллинизированной, замкнутой, апокалиптической секте (возможно, ессенов).
Возможно, Иоанн был написан христианским автором не для отдельной общины, но для христиан вообще, как новое Евангелие. Автор запустил Евангелие сразу как псевдоэпиграфию. Таким образом, уже нельзя было усомниться в достоверности на очевидном основании, что автор не был апостолом.
Отсюда, вероятно, и полная оригинальность Иоанна. Ко времени его написания уже были известны синоптики, и вариации на их тему (а использование Фомы неизбежно свелось бы к синоптическим вариациям) не вызвали бы интереса.
Евангелие от Иоанна было написано поздно. Поликарп, епископ Смирны, живший в начале 2-го века, в Послании к филиппийцам перечисляет практически все известные христианские тексты. Ни слова о Евангелии от Иоанна! Юстин пытался объединить Евангелия в "гармонию": включены синоптики, но не Иоанн. Ссылки на Иоанна появляются только в середине 2-го века. Видимо, первая ссылка - у гностика-валентинианца Птолемея.
Видимо, именно в силу позднего происхождения Иоанн попытался исправить явные ошибки синоптиков: осуждение Иисуса именно синедрионом и именно в ночь Пасхи, единственное посещение Иерусалима.
Иисус Иоанна уже не призывает держать свои чудеса в секрете и не отвечает намеком (как ученикам Иоанна Крестителя) на вопрос о своей божественности. Он этого не только не скрывает, но декларирует при каждом удобном случае: от бытовых сцен (превращение воды в вино) до теологических споров. Ко времени написания Иоанна традиция божественности Иисуса уже устоялась и стала общепринятой среди христиан. Очевидно, уже не было и современников, которые могли бы такую массированную фальсификацию опровергнуть.
Христианские теологи любят ссылаться на P52, египетские папирусы с фрагментами из Иоанна, в доказательство его сравнительно раннего происхождения. Но неизвестно, фрагменты ли это Евангелия или прототекстов, им использованных. Сама датировка не вполне надежна. Да и, в крайнем случае, Евангелие от Иоанна могло быть написано кем-то в начале 2-го века, но приобрело авторство и известность позднее.
Мистический смысл Иоанна делает проблематичной его критику с позиций теологии. Достаточно сказать, что тезис имеет мистический смысл, чтобы каждый мог прочесть в нем все, что ему заблагорассудится - в меру своей фантазии. На критику одного толкования апологеты отвечают появлением десяти других.
Историческая критика Евангелий уже исчерпала себя. Существует ряд трудов, отлично описывающих исторические и географические несуразицы, а также ошибки в цитировании Библии.
Здесь я больше склоняюсь к логическому анализу. Конечно, это также субъективный процесс. Всегда можно сказать, что одни и те же термины и тезисы в разных местах Евангелия имеют различный смысл, и поэтому их нельзя сравнивать. Приходится полагаться на здравый смысл (в конце концов, Евангелие рассчитано на здравомыслящих людей, оно не нужно посвященным в мистицизм), выявляя близкие по смыслу термины и тезисы, и сравнивая их употребление.
Учитывая всю сомнительность Иоанна, почему христианские теологи так упорно за него цепляются? Ответ, по-видимому, лежит в плоскости, далекой от теологии: на Иоанне основывается множество традиций и датировок церкви.
Здесь имеется рекурсивная логическая конструкция: Иоанн излагает в контексте жизни Иисуса ("евангелизирует") к тому времени сложившиеся церковные традиции. Позже, церковь, считая Иоанна аутентичным текстом, использует это Евангелие для подтверждения церковных традиций.
Деканонизация Иоанна разрушает ряд сложившихся христианских обрядов.
1:1: "В начале было Слово, и Слово было с Б., и Слово было Б."
Быт1:1-3: "В начале сотворил Б. небо и землю". Уже затем первым словом было "да будет свет".
Ссылка на Прит8:22: "Господь имел меня началом пути своего, прежде созданий Своих, искони..." Но Прит8:1: "Не Мудрость ли взывает?" В Прит8 речь идет не о Слове, а о Мудрости.
Пс33:6: "Словом Господа были сотворены небеса, и все их множество дыханием Его уст". Здесь нет и следа Слова как отдельной теологической сущности. Она появилась в иудаизме только по мере его эллинизации.
Не вдаваясь в подробности, отмечу лишь, что каббала рассматривает Мудрость как одну из сефирот: сил, создавших мир. Разница в значительной мере техническая, но Logos - типично греческая, а не иудейская, концепция.
Иудейская концепция Мудрости как сефиры была досконально оформлена лишь в каббале в 12в. Более ранние традиции, на которые ссылаются каббалисты, не содержат прямого аналога божественной самостоятельной сущности Слова или Мудрости. Описание Мудрости в притчах носит выраженно мифический характер. Писание совсем не чуждо мифологии, напр., Иов28 упоминает персонаж Смерть.
Впрочем, иудеи того времени часто отождествляли Мудрость со Словом. Очевидно, поиску путей конвергенции этих двух концепций уделялось большое внимание. Из теологических источников, можно вспомнить известную вставку Сир1:5: "Источник мудрости есть слово Б. в высочайших небесах, и заповеди пути ее". Из философских - многочисленные упоминания у Фило.
Отметим забавную особенность. Сир24:23 говорит о Мудрости как Торе: "Все это - книга завета Высочайшего Б." Это отождествление популярно и встречается во многих источниках. Иоанн признает Слово, но не знает Тору.
Grant предлагает интересное объяснение подмены Мудрости Словом. В греческом Logos имеет мужской род, а Sophia - женский. Аналогично, Мудрость в иудаизме - женского рода, Иисус - мужского. Тогдашние философы натурально предпочитали иметь божественное в мужском роде. Привнося немного цинизма, спросим, не было ли это связано с традиционной гомосексуальностью греков?
Мистицизм уже тогда рассматривал Софию как часть триединой сущности Б. Иудаизм же до сих пор проводит в каббале существенное различие между Б. и сефирот: они рассматриваются как эманации (нечто отдаленное напоминающее сущность греческо-христианского святого духа) Б., а не его часть. "Слово было Б.": несопоставимо с концепцией единости и инкорпореальности Б. Даже имея в виду Logos, иудеи отделяют его от Б.: "Б. создал мир посредством слова, мгновенно, без труда и усилий" (Ber.r.3:2).
Трудно и ассоциировать Иисуса-Logos с Мудростью из притч. Прит1: "Я звала, и вы не послушались... вы отвергли все мои советы, и обличений моих не приняли: за то и я посмеюсь вашей погибели... тогда будут звать меня, и я не услышу... за то и будут вкушать они от плодов путей своих... потому что упорство невежд убьет их... а слушающий меня будет жить безопасно и спокойно..." Эта концепция принципиально отличается от желания Иисуса спасти всех.
Вообще, иудейские теологи всегда воинственно выступали против концепции наличия у Б. аспектов (сущностей), поскольку Б. инкорпореален. К Нему неприменимы любые человеческие мерки: форма, размер, место, структура, чувства. Тезис о том, что Мудрость является именно частью, аспектом Б., совершенно не совместимо с иудаизмом. Иоанн же, следуя традициям эллинского мистицизма, указывает: "Слово было Б."
Метатрон, известный в традиции, имеет мало общего с Logos. Прежде всего, он не является независимой фигурой, проявлением, но именно посланцем. С другой стороны, необходимо указать и на сходство: Метатрон является той силой, посредством которой Б. действует в мире. Можно не сомневаться, что Метатрон появился в результате ассимиляции философских идей и стремления удержать их в рамках монотеизма.