Пятое значимое отличие христианских представлений от иудейских заключается в том, что христиане стали по–новому использовать «воскресение» в метафорическом смысле. У Иезекииля в главе 37 мы находим великое видение — это долина с сухими костями, которые собираются, поднимаются, и их оживотворяет Божье дыхание. Начиная с этого иудеи использовали образ воскресения как метафору для восстановления Израиля, возвращения из изгнания, нового Исхода. Этим иудеи утверждали, что Бог сделает великие дела, чтобы восстановить величие своего народа. Следует заметить, что иудеи, пользовавшиеся этими словами в метафорическом смысле, одновременно продолжали говорить о «воскресении» и в смысле буквальном — как о новой телесной жизни народа Божьего в конце времен. Это (если сказать о том же, но в обратном порядке) не мешало им пользоваться «воскресением» как метафорой, указывающей на то, что случится раньше, то есть о возвращении из изгнания и великом восстановлении. Удивительно, что у первых христиан мы практически не найдем и следа подобного метафорического смысла — разве что ее отзвук в одной строчке (Рим 11:15). Вместо этого начиная с Павла и включая всю раннюю христианскую традицию мы увидим иное употребление той же метафоры. Христиане используют ее, когда говорят о крещении и святости. Здесь «воскресение» понимается метафорически, но это не отменяет его буквального смысла, поскольку все христиане продолжали верить в реальность события воскресения в конце времен для всех, основанного на буквальном понимании воскресения Иисуса в теле. Кроме того, этот новый метафорический смысл указывает не на абстрактные понятия, такие как состояние ума и сердца или духовность. Хотя это использование метафорическое, сама метафора указывает на конкретные события: крещение и освящение — в конце концов, все это действительно происходит с конкретным телом христианина. Так христиане видоизменили метафорический смысл «воскресения» по сравнению с тем, как его понимали иудеи.
Шестым изменением относительно иудейской веры в воскресение было то, что у христиан эта вера тесно переплелась с мессианскими представлениями. В те времена никто не ожидал, что Мессия будет воздвигнут из мертвых, по той простой причине, что никто не ожидал, что его могут убить. Это было нечто радикально новое, и это подводит нас к вопросу: можно ли как–то объяснить веру первых христиан в Иисуса как Мессию, если бы не произошло события воскресения? Часто люди не задумываются над исторической стороной этого вопроса, а потому побудем немножко добросовестными историками. В I веке иудеи могли наблюдать развитие и нескольких других мессианских или пророческих движений. Самый известный пример связан с восстанием иудеев против Рима в 66–70 году н. э. Предводителя повстанцев Симона, сына Гиоры, многие иудеи считали своим истинным вождем, своим царем и, возможно, Мессией. И вот плененного Симона доставили в Рим, где его должны были провести по улицам города во время триумфа Тита.
В конце празднества, как описывает Флавий, с Симоном расправились в этой торжественной обстановке. Его бичевали, а затем казнили, как это обычно делали римляне. В главе 1 отлично показано, римлянам было куда выгоднее убить врага на глазах у публики во время триумфа, чем просто бросить его тело где–нибудь среди развалин Иерусалима.
Теперь представим себе, что некоторым последователям Симона удалось скрыться от римлян. И вот один из них, через два–три дня после его смерти, говорит: «Воистину, Симон был Мессией». Другие непременно удивятся и спросят: «Да что ты несешь? О чем ты? Римляне поймали его. Они его казнили. Разумеется, он не был Мессией. Каждый знает, что Мессия должен разгромить язычников, восстановить Храм и дать всему миру Божью справедливость. А что мы видим? Его одолели язычники, Храм лежит в руинах, а Божьей справедливости в мире не сыскать. У нас есть только справедливость по–римски — сколько хочешь». Допустим, первый на это возражает: «О нет, понимаешь, я думаю, Симон был воздвигнут из мертвых». Его собеседники, вероятно, скажут: «Странно это слышать. Что ты имеешь в виду? Об этом ничего не сказано в Писании. Что ты хотел сказать?» Первый начинает объяснять свою позицию друзьям (и здесь его аргументы повторяют линию мысли слишком многочисленных исследователей Нового Завета за последние сто лет): «О нет, разумеется, я не говорю, что он восстал в теле, а его могила осталась пустой. Я говорил лишь о том, что чувствую его присутствие. Я ощущаю, что дело, за которое он сражался, продолжается. Я чувствую, что Бог простил нас за то, что мы бросились бежать, оставив Симона в руках врагов». Далее, если друзья отнесутся к нему по–доброму, они скорее всего скажут: «Милый друг, нам кажется, ты сегодня слишком долго сидел под жарким солнцем». Или они могут сказать: «Похоже, это интересные духовные переживания. Как ты знаешь, мы, иудеи, по обычаям поем псалмы, читаем пророков и произносим особые молитвы, когда переживаем нечто подобное. Почему бы и тебе так не делать? И почему ты настаиваешь на том, что Симон воскрес из мертвых? Это же, очевидно, вовсе не так: он мертв и лежит в могиле, и раз он оттуда не восстал, значит, он и не был Мессией — и не является Мессией сейчас».