Стоит принять тот факт, что этот нарратив имеет в своей основе определенные исторические намерения, и становится возможным сформулировать ряд специфических исторических вопросов, которые он поднимает. Чем доказывается, что жители Галилеи принимали участие в иерусалимских праздниках? Чем могло обернуться путешествие в Иерусалим для галилейских крестьян, привязанных к земле и связанных сельскохозяйственными циклами? (Ин 7:1–9). Какова была природа взаимоотношений между жителями Галилеи и Самарии, особенно в свете археологических находок из обеих областей? (Ин 4:9). Каков был уровень соблюдения законов ритуальной чистоты в Галилее? (Ин 2:6). Почему иерусалимская элита относилась к выходцам из Галилеи с пренебрежением, и каков был статус изучения Торы в Галилее I века? (Ин 7:40–42). Как исторически связано движение Иисуса с группами Иоанна Крестителя в Иудее? (Ин 3:22–25). Я не предлагаю беспрекословно принимать текст Иоанна ни в этих случаях, ни в других, но мы будем несправедливы к доступным источникам, если отбросим эти свидетельства tout court[319], лишь потому, что знаем о христологическом и теологическом характере труда Иоанна.
Еще один наглядный пример – та слишком вольная легкость, с которой приверженцы критики форм отвергают взгляды синоптиков на передвижения Иисуса. Эти повествования расцениваются как более поздние, обобщенные произведения евангелистов – и считается, что никакой исторической ценности в них нет. Но если посмотреть на эту проблему даже в теории, то почему допустимо применять к «истории» Иисуса систему взглядов, которая восходит к современной научно-социологической перспективе, обремененной предположениями XIX–XX вв. о «примитивных» обществах – и при этом игнорировать непосредственную историческую связь евангелистов с реалиями, о которых они пишут? Следует спросить, что стоит за подобными решениями, особенно в свете современных воззрений на устную передачу евангельских преданий и авторские намерения синоптиков? Классики критики форм, те же Дибелиус и Бультман, видели в евангелистах всего лишь компиляторов устных традиций, созданных в сообществе, возникшем после Пасхи, – и тем самым заранее исключали возможность того, что в формировании Евангелий сыграла свою роль и память о событиях, бывших еще до Пасхи. Но поскольку авторы стремились создать нарратив об Иисусе, мы непременно должны предположить – хотя бы на совершенно ясном основании пролога в Евангелии от Луки, – что те, кто желал перевести «историю» Иисуса в письменную форму, сочли исследовательские методы хранителей традиции уместными и подходящими, даже если Марк и Матфей не столь четко указывают на цели и задачи своих сочинений, как это делает Лука[320].
Анализ риторики и композиции сочинений Иосифа Флавия ставит новые проблемы перед исследователями Нового Завета, которые, по обычаю, принимали его свидетельства о жизни в Галилее и Иудее за чистую монету. Сейчас уже не принято цитировать Флавия, когда это подходит нашим целям, без тщательного критического анализа общего намерения, скрытого в основе того или иного его сочинения. Важно понимать, какую роль та или иная история или какой-либо случай могли играть в различных сочинениях Иосифа, написанных в период с 70 по 90 г., когда он находился в Риме под покровительством Флавиев[321]. Это понимание станет новым препятствием в обращении к трудам Иосифа Флавия для исторической реконструкции, но мне кажется, что преодолеть эту преграду можно.
Для начала: вся история античного мира написана высокопарным языком, политизирована и подается под определенным углом. Однако признание этих аспектов текста не требует от нас, да и не должно требовать того, чтобы мы исключали другие ракурсы, в том числе и чисто исторический. Тексты – это многоуровневая реальность, и для осмысления этого, возможно, потребуется, выражаясь словами Поля Рикёра, «герменевтический окольный путь» – но нам незачем отказывать источнику в доказательной ценности, как это предлагают сделать некоторые недавние исследования. Конечно, доказательства нужно оценивать на основании вероятности, а не определенности, особенно когда доступны несколько источников, и они используются независимо.
320
S. Byrskog,
321
S. Mason, «Contradiction or Counterpoint? Josephus and Historical Method»,