В условленное время в полной тишине на площадку выступления медленно вкатился кран-манипулятор. Вот он — звездный час Аллочки! Гимнастка подошла к воздушным полотнам. Зазвучал «Весенний вальс» Шопена. Номер начался.
Никто из жителей Шестнадцатой улицы прежде не видел Аллочку в деле. Даже сама Вера Афанасьевна до этого смотрела выступление внучки лишь на видеозаписи и лишь недавно — на репетиции номера. Она никогда не подумала бы, что у ее девочки столько силы. Аллочка взмыла ввысь, и начались растяжки, стойки, повороты, кувырки. Она делала все очень музыкально и женственно. И непонятно, чего было больше в ее движениях — акробатики или танца. Мальчишки смотрели завороженно, а Лиза немного с завистью, думая о том, что у нее тоже непременно должен быть свой бенефис. Для всех жителей улицы Аллочка была открыта совершенно заново, кто-то и вовсе только сейчас обратил внимание, что она существует. В переполненных гордостью глазах Веры Афанасьевны стояли слезы. Это была ее девочка. Она была восхищена ее смелостью. Молодец! Вот взяла и обратила на себя всеобщее внимание, заставив всех дивиться. А ведь так важно иногда обращать на себя внимание других, напоминать им о том, что ты есть на белом свете, но обязательно делать это красиво, чтоб до мурашек.
Наверное, из-за выступления Аллочки и еще из-за Шопена в этот вечер не было громких раздольных песен. Хотелось чего-то мягкого, нежного, лиричного. До глубокой ночи Шестнадцатая тянула задушевные песни, и Волга так же неспешно, в унисон, несла свои воды к древнему морю, которое прежде называлось Хвалынским.
Глава 39
ТЯГА К ПРИКЛЮЧЕНИЯМ
Летом детям хотелось приключений. Дача — это, конечно, очень хорошо, но иногда ужасно не хватает походов или какого-нибудь шалаша, на худой конец. Когда дети начинали «страдать по шалашу», им говорили, что у них и так уже есть и чердак в беседке, и мачта «Дерзкого», и даже целая крыша на флигеле. Что им еще нужно? После истории с лесом строго-настрого запрещалось уходить далеко от дома без взрослых. «Второго раза я просто не переживу», — говорила Елена Федоровна. Ради спокойствия бабушки внукам приходилось идти на уступки.
Алешу больше занимали всякие индейцы, ковбои, пираты, кладоискатели и следопыты всех мастей, чем «Майнкрафт» и гонки. За последние полтора года он сделал большой скачок от «Чиполлино» и «Трех толстяков» до отрывков романов Дефо и Стивенсона. Еще прошлым летом бабушка читала им про муми-троллей, зимой «Тома Сойера», а теперь вот уже взялись за «Приключения Гекльберри Финна» — книгу местами совсем не детскую. Вслед за героями Марка Твена Алеша мечтал пуститься в путешествие на плоту, чтобы можно было жить в палатке, готовить на костре, встречать новых людей. Плавучий дом Астраханцева еще больше распалил его мечты. В определенном смысле он снял табу на их масштаб, фактом своего существования показал, каким поистине безграничным может быть этот размах. Теперь можно было грезить о гораздо большем.
— Послушай, у нас где-то в кладовке лежала двухместная палатка. Ее можно поставить на газоне, и следопытствуй себе на здоровье круглые сутки. Можешь рядом с ней даже еду готовить себе сам на костре, — предложила Елена Федоровна.
— А пока живешь в палатке, что-нибудь смастеришь, — тут же включился Сергей Иванович, проходя мимо по каким-то своим делам.
— А что? — спросил Алеша.
— Не знаю. Но ты же должен понимать, что не будешь сидеть в палатке все время. Нужно чем-то себя занять.
— Хорошо, ты прав. Я подумаю.
— Подумает он! — пробурчал дед в ответ, но Алеша этого уже не слышал.
Елена Федоровна возилась с грядками, когда к ней подбежал Алеша:
— Может, я буду делать плот, как у Марка Твена? — спросил Алеша у бабушки.
Елена Федоровна не сразу поняла, о чем идет речь:
— Какой еще плот?
— Да как в книге про Гекльберри Финна.
— Ну я не знаю, мой хороший… А зачем он тебе нужен? Что с ним делать-то?
— Как что, бабушка? Плавать, конечно.
Елена Федоровна покачала головой. Алеша знал, что в данном случае это не означает ничего хорошего, но Елена Федоровна никогда не резала по живому в отказах, предпочитая мягкую силу убеждения.