— Женя, там Митю бьют! — кричала Соня, врываясь в калитку «У горы Меру».
Евгений оказался поблизости. Он мыл машину.
— Сколько их? Кто они?
— Не знаю. Скорее всего, не местные.
— Где?
— У театра.
— Так, я туда, а ты позови Яна, Вадима, короче, всех наших мужиков (остальными мужиками были два пенсионера — Глебов и Пасечник).
Они выбежали из калитки и побежали в разные стороны.
Как каждой отчизне, так и Пичугино тож временами приходилось отражать нашествие своих «рыжих псов» и «орков». Так устроен мир, что к свету всегда слетается много нечисти, и даже если место отмечено особым благословением, это вовсе не означает, что ему сулит сплошная безоблачная жизнь. Пичугинотожцам порой приходилось доказывать свои права на поселок в довольно неприятных историях. По неписаным правилам, часто такое испытание выпадало не самым смелым и отважным, как будто мерой служили те, кто мог дрогнуть. Должно быть, в этом заключался какой-то большой смысл — по нехрабрым определять всеобщую доблесть, потому что героизм сильных, если разобраться, не является уж таким достижением.
Митю нельзя было назвать трусливым человеком, даже напротив, он порой сам лез на рожон и был ершистым, но лишь самые проницательные могли заметить, что вся природа этой задиристости рождена банальным страхом. И если присмотреться внимательнее, то можно было увидеть, что все проявления Митиного бесстрашия преимущественно случались там, где ему по-настоящему ничто не угрожало. Сам он, прекрасно зная, что при малейшей возможности жизнь испытывает его на прочность, как будто ведет с ним не очень добрую игру, всегда старался упредить ее удар. Но она в своей непредсказуемости всякий раз подлавливала его.
Так вышло, что тот инцидент в Пичугино тож спровоцировал Митин страх. Он стал тем «тонко, где рвется» и еще увлек за собой соседей по улице.
Произошло это в начале мая, когда по случаю открытия сезона в первое воскресенье месяца организуется всеобщее застолье. В пичугинотожском календаре этот праздник всегда отмечался с особой энергией. Обновленные зимой (а после суровых зим и отчасти обнуленные) дачи своим видом сигнализировали, что нужно заново браться за дело и облагораживать участки. Но эта весть не омрачала и не превращала усилия в сизифов труд, как при борьбе с травой в разгаре лета. Сейчас она лишь вдохновляла. Погрызенные зайцами молодые фруктовые деревья, вымерзшие кусты лаванды и роз или лопнувшая труба, конечно, могли сильно расстроить, но ненадолго. В мае ни у кого не было никакого желания увязнуть в сожалениях. Впереди ожидало лето, нужно было налаживать дачную жизнь, чтобы это время стало по-настоящему счастливым.
Праздник открытия летнего сезона всегда был стихийным и, в отличие, скажем, от празднования Дня летнего солнцестояния, никогда не имел строгого регламента. Его общий ход, сложившийся за многие годы, заключался в том, что в первое воскресенье мая все дачники обязательно приезжали на свои участки, работали у себя до обеда, а затем начинали пировать. Для этого за бетонку выносились столы, ставились в квадрат и заполнялись привезенными из городских кухонь дачников угощениями. Это походило на настоящий форум или базар — шумный, многоголосый, задорный. После зимы нужно было обменяться новостями и поделиться планами. И так хорошо, что еще никто не надоел, что кто-то еще почти не раздражает, а кому-то, сильно соскучившись, радуешься, как ребенок.
Накануне Митя загорелся идеей сделать капустник. Что сидеть просто так? Наевшись и наговорившись, можно и поиграть. Все привыкли, что порой он брал на себя роль тамады и придумывал что-нибудь эдакое. Отец его всегда клевал за это, дескать, «десакрализация театра», «растрачивание таланта». «Что тебе, театра на работе не хватает?» — ворчал он. А Мите, да, не хватало. Быть вторым не хотелось, ждать не хотелось, хотелось самому все решать, пусть хоть так.
Вот и в этом году он взял на себя инициативу. День выдался солнечный, но немного прохладный. В дачный поселок приехало много народу. Было видно, как на утес то и дело заезжают машины, чтобы полюбоваться видами. Сергей Иванович по этому поводу хмурил брови и ворчал, что эти «любители красот» скоро вытопчут макушку горы и «сделают ее совсем лысой, как мой череп». «Надо с Пасечником шлагбаум поставить», — сказал он в ответ на предложение Геры взимать с чужаков экологический сбор.
Утром Мите пришла идея использовать реквизит в капустнике, но в доме под рукой не было ничего интересного. В таких случаях всегда выручала костюмерная Летнего театра. Ну как костюмерная? Конечно, строго говоря, ее нельзя было так назвать. К эстраде примыкали две пристройки: гримерная, разделенная ширмой на мужскую и женскую половины (откуда сразу был выход на сцену), и собственно костюмерная, похожая на большой чулан, сверху донизу забитый всякой всячиной. Кроме нескольких старых бальных платьев, камзола, треуголки, плаща с капюшоном, фрака и еще нескольких национальных костюмов здесь было кое-что из реквизита. Тут среди бутафорских яблок и груш, фужеров, шпаг, подсвечника, распятия, двух корон и пиратского сундука можно было отыскать что-нибудь интересное. Как у главного режиссера Летнего театра, у Мити был ключ. Это давало заметное преимущество Шестнадцатой улице во время проведения праздников и дней рождения, которым ее жители охотно пользовались.