Узнал чернокожего пожилого разносчика газет с грустными глазами. Он уже был весь седой, немало видевший на своем веку, много переживший всякого.
Узнал товарок с цветными платками на голове. Одна из них торчала в зарешеченном окне первого этажа, а другие три стояли внизу и мило беседовали.
Узнал кубинца, стоящего в дверях своего дома, глазеющего, что происходит на улице. Это было так понятно тут. Так замечательно выйти на балкон или высунуться по пояс в окно, не чтобы увидеть что-то конкретное, а лишь затем, чтобы просто наблюдать, повинуясь приступам экстраверсии.
Узнал парней, вытащивших поздним вечером стол прямо на проезжую часть дороги для игры в домино. Они азартно стучали своими доминошными костяшками и сосредоточенно курили, как американские гангстеры тридцатых за карточной игрой в казино.
Узнал таксистов, чьими услугами достаточно часто пользовался на острове. Все они были разные: молодые, пожилые, худые, полные, белые, цветные. Он их всех узнал.
Узнал субтильного паренька, который вышивал на пяльцах в своем ателье.
Узнал даже тех сморщенных старух-мулаток, которые специально наряжаются для туристов и не выпускают изо рта сигару.
Узнал уличных музыкантов, служащих, официантов, торговцев, стайки молодежи на набережной Малекон и еще великое множество людей, которых видел всего лишь мгновения в своей жизни.
Странное и магическое оказывало воздействие на всю семью. Степень этого влияния на всех была, конечно, разной.
Вадим почти никогда не комментировал это открыто. Он признавался, что не чувствует в себе никаких способностей к восприятию чего-либо выходящего за границы привычного, но слегка подвыпив, говоря о необычных интересах тестя и тещи, признавался, что «это все не пустое и за этим кроется какая-то реальная сила». Мужчина знал, что был везунчиком по жизни, а значит, и такую семейную особенность понимал тоже в качестве дара — дара уникальности, отличающей его семейство от тысяч других.
Гера и Лиза начинали осознавать себя частью мира, не похожего на остальной (этим они были близки отцу). По своим сверстникам они видели, что существует совершенно другой уклад жизни, в котором «скучно, холодно и все неправильно». Мир, где отсутствовали исцеляющий бабушкин голос и диковинные истории деда, казался им слишком понятным и неинтересным. Там не было приятной недосказанности.
На Марину странное и магическое рода влияло так, что она держалась от этих тем на расстоянии. Она любила конкретное и понятное, неопределенность ее раздражала, а неизвестное настораживало. К увлечению отца Марина относилась как к его работе, к способностям матери — как к тому, в чем она могла бы себя дополнительно реализовать. Вместе с тем Марина прекрасно осознавала, что обречена на присутствие этих тем в своей жизни. Взять хотя бы Алешку. Хотя он и не проявлял еще чего-то экстраординарного, Марина чувствовала, что именно он станет самым ярким продолжателем традиций рода. Уже сейчас было ясно: ему интересно все необычное, но не то динамичное необычное, что привлекает каждого из подростков, а скорее медитативное, созерцательное, требующее вдумчивого отношения.
Вот и «Падение Икара» было картиной весьма странной, со множеством загадок и тайн, и то, что Алеша ухватился за нее, служило лучшим доказательством проявления его натуры. Она впечатлила его так же, как однажды в детстве Марину впечатлила икона с Иоанном Дамаскином. В первом случае торчащие из воды ноги утопающего, во втором — отрубленная кисть руки. Разные сюжеты, но одинаковы завораживающее непонимание и сочувствие персонажам. И если икона стала предвестником обретения руки духовной, то почему бы репродукции известного шедевра не оказаться предвестником обретения духовных крыльев?
Глава 44
ГЛЕБОВСКИЕ ИСТОРИИ
Марина проснулась от громкого стука. Будто кто-то кинул камень в окно второго этажа, пытаясь разбудить хозяев дачи. Это заставило ее подняться с постели, чтобы подойти к окну. На улице никого, все спокойно.
— Что это было? Ты ничего не слышал? — спросила Марина у Вадима, но в ответ услышала лишь храп мужа.
За завтраком тему утреннего происшествия продолжила Елена Федоровна:
— Сначала я подумала, что это хлопок газового баллона. Такой сильный был звук…
— Это птица ударилась о стекло, — сказал Вадим, только что вернувшись с выгула собак. — Люмпик и Перзик ее быстро нашли под окном. Жаль птичку, красивая была.