Алеша держался очень хорошо. Рука ныла, но терпимо. А когда он понял, что его повезут в город, весь зареванный, начал резко протестовать:
— Подождите! Бабушка, а хлеб? Я без него никуда не поеду!
Елена Федоровна держала в руках поднос с кусочками черного хлеба, натертого чесноком. Каждый присутствующий брал один кусочек, от которого он должен был отломить часть и поделиться с другим, получая взамен свою краюшку или мякиш. Дачники улыбались друг другу, заключали в объятия, ели хлеб, который казался невероятно вкусным. Все происходило в абсолютной тишине, если не считать ветер, и можно было даже подумать, что это уже совсем другой день. Когда Елена Федоровна с внуками накануне готовила хлеб для ритуала, она и представить не могла, какое значение он приобретет в день праздника.
Алешу в город повезли родители. Вся Шестнадцатая улица, собравшаяся на утесе, провожала машину. Теперь, после пережитого стресса и церемонии с хлебом, стало так легко. Так хотелось жить, делать что-то интересное, но чтобы для всех, чтобы непременно делиться. У многих возникло чувство, близкое то ли к зависти, то ли к ревности, только беззлобное: как здорово удалось этим Глебовым все организовать, как красиво придумано про запуск змеев с утеса, и ритуал с хлебом, и даже это происшествие с Алешкой хоть и могло обернуться трагедией, но ведь не обернулось же, а украсило. Все подбадривали юного героя и говорили, что все заживет, что это ерунда и что он стал сегодня настоящим мужчиной.
Уже после того, как дверца машины захлопнулась, Алеша опустил стекло:
— Деда, можно тебя?
«Деда» — это было непривычно, потому что так он обращался к нему, когда особенно нуждался в поддержке. Сергей Иванович наклонился к внуку.
— Помнишь, ты вчера говорил про мою особую роль на празднике, что он будет для меня?
Сергей Иванович, кажется, понимал, куда клонит внук, но не спешил отвечать. Снова неудобный вопрос, снова неизвестно, как на него реагировать. А Алеша с широко открытыми глазами ждал объяснений.
— Э-э-э… Видишь ли, мой хороший… Я очень виноват, что так вышло. Прости меня.
Сергей Иванович прищурил глаза. Он опустил голову, думая о чем-то, а затем вдруг быстро выпалил:
— Ты же хотел полетать? Вот и полетал.
Хотя Алеша не помнил, что когда-нибудь формулировал такое желание, но все же послушно кивнул, и дед тихонько ущипнул его за щеку.
— А картина та, — продолжал Сергей Иванович, — она о том, что к своей мечте надо стремиться несмотря ни на что, даже если летят перья.
Машина быстро удалялась в сторону шоссе. С вершины утеса хорошо просматривалась и эта сторона тоже. Автомобиль то исчезал в низинах, то появлялся снова в поле видимости, как сноубордист на снежной трассе. Пичугинотожцы смотрели ему вслед. Они видели, как изменивший свое направление ветер погнал воздушный змей в противоположную от реки и дач сторону, и вот он уже догнал машину Глебовых и теперь летел над ней, словно ангел-хранитель или как преследователь Безликий из «Унесенных призраками».
Глава 49
ВОСПОМИНАНИЯ «ЗЕЛЕНОЙ ЛИСТВЫ»
«Нужно мечтать на ветер, — говорила Елена Федоровна. — Как построенный корабль спускают на воду, так и созревшую мечту нужно отдавать ветру, чтобы она быстрей дошла до Того, Кто может ее исполнить». Женщина напоминала об этом всегда, когда было особенно ветрено.
Созревшие мечты, отделившись от своего хозяина, казалось, стремительно и безвозвратно уносились прочь, но на самом деле их еле заметный аромат еще долго оставался на листьях яблонь, вишен и липы, на хвое сосен и можжевельника, на лепестках клевера и лобелии, на ягодах, фруктах и душистых травах. Несмотря на сильные ветра, что здесь дули, дом, беседка и флигель задерживали самые важные переживания семьи, укладывая их подобно плотным годичным кольцам дерева в тугие свитки памяти. Словно ловушки они ловили наиболее ценное из происходившего на «Зеленой листве». Не случайно постройки были расставлены на одной линии, как игроки на игровом поле в соответствии со своим амплуа. Дом ловил дневные и ночные сны, беседка — неспешные разговоры и жаркие споры, флигель — сокровенные мысли и чувства. Ветер перемешивал все эти воспоминания, развешивая их невидимой гирляндой на виноградные лозы и ветви деревьев. Они не тревожили понапрасну, лишь иногда давали знать о себе, когда нагревались под жаркими солнечными лучами или когда промывались дождем, и, конечно, во время ветров.
Воспоминания «Зеленой листвы» не мешали случиться настоящему. Когда есть дети, можно не бояться, что прошлое захватит в свой плен. Их звонкий смех, игры, мелкие ссоры, сто тысяч «почему» прогоняли что угодно. Другая причина крылась в ежедневном труде, который заставляет быть больше в настоящем. Труд только иногда дает повод обращаться к будущему как к желаемому результату своих усилий и совсем уж редко заставляет уходить в прошедшие дачные сезоны, чтобы сравнить этот год и сделать вывод, насколько он плох или хорош. Подлинная забота знает лишь настоящее время.