Излюбленным зимним делом для Сергея Ивановича и Елены Федоровны было предаваться мечтам о грядущем дачном сезоне. Это дарило им совершенно уникальное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Подобно гурманам старшие Глебовы смаковали свои планы, представляя до мельчайших подробностей, как именно они будут воплощены, как встроятся в общий семейный уклад. Холодная пора давала время хорошенько все обдумать. Она сковывала их внешнюю активность, давая волю рефлексии. Если плоды сада «Зеленой листвы» наливались в течение лета, то плоды раздумий Сергея Ивановича и Елены Федоровны зрели зимой и к весне начинали давать свой первый урожай. Единственно идеальной питательной средой для этого был домашний уют. Именно из него происходили забота о вкусном столе и разнообразии лакомств, бесконечные чаи, свет настольных ламп (никакого освещения сверху), хорошие фильмы и книги. Так как зимой жизненное пространство сжималось до масштабов квартиры, общение Глебовых тоже становилось теснее. Все члены семьи обожали длинные разговоры холодными вечерами. Устроившись поудобней, кто на диване, кто на ковре, они, бывало, что-то обсуждали или вспоминали: приятное и удивительное, захватывающее дух или, наоборот, что-то очень спокойное, ровное, полное идиллических образов.
Предлетье дарило ни на что не похожий опыт тихого счастья, наполненного звонким детским смехом и танцами (почему-то дети особенно любили танцевать зимой). Оно являлось совершенно необходимой мерой, без которой было невозможно помыслить случай семейной глебовской мифологии. Оно было одним из двух особых сезонов их собственного календаря. Предлетье укрывало собой, поддерживая семью в ожидании лета. Оно напитывало Глебовых свежим морозным воздухом, снегом, белым цветом и вереницей вечеров, в которых так уютно рассказывать интересные истории.
Глава 2
АЛЕША ЗАДАЕТ ВОПРОС
Алеша рос очень впечатлительным и любознательным мальчиком. Вроде бы обычное дело, но этими, казалось бы, вполне естественными для любого ребенка чертами он заметно отличался от своих сверстников. Никогда нельзя было знать точно наперед, что именно привлечет его внимание и даст пищу для размышлений. Мальчик оставался загадкой даже для собственной большой и, в общем, дружной семьи, которая не давала поводов замыкаться в себе. Будучи немногословным, мальчик не спешил делиться своими мыслями с окружающими, предпочитая держать их при себе, чтобы они не улетели ввысь, как всполошенные птицы.
Одно из самых ранних и ярких впечатлений Алеши, оставившее глубокий след длиною во всю его жизнь, было связано с репродукцией картины, приписываемой Питеру Брейгелю Старшему, — «Падение Икара». Можно сказать, что с нее-то все и началось. Точнее, с того момента, когда возраст Алеши позволил его взгляду соединить фрагменты репродукции в нечто осмысляемое. Она висела в гостиной на даче. Когда сестре Алеши исполнилось двенадцать, ему со старшим братом пришлось освободить для нее детскую и переехать в эту комнату, заменившую для них спальню. Пятнадцатилетний Гера сразу занял себе диван, великодушно оставив младшему брату раскладное кресло. «Почти как в сказке „Кот в сапогах“, — подумалось Алеше. — Младшему самое ненужное». Однако он не жаловался, потому что вообще никогда не ныл и, казалось, всегда был всем доволен.
Репродукция висела как раз напротив кресла, поэтому, каждый раз засыпая и просыпаясь, Алеша бросал на нее свой взгляд. Сначала он видел картинку мельком, цветным пятном на стене, где доминировали белое, голубое и коричневое. Все это было смазано в общую кучу; множество деталей оказалось слеплено в непонятный ком. Затем со временем вдруг стал различаем корабль на среднем плане. Алеша заметил его этой весной, когда впервые после зимы они всей семьей приехали на дачу. В дождливый день или валяясь утром в постели Алеша мог подолгу разглядывать фрегат, воображая его героем приключений, как в тех фильмах, что он так любил. Мальчик переносил на корабль персонажей из разных книг, вовлекая их в только что придуманные лихие авантюры. Он искренне удивлялся себе: и как он мог не заметить этот корабль прежде?