Первым вышел из оцепенения Славка:
— Все, хватит, валим отсюда!
Ребята снова поднялись на второй этаж, а оттуда по приставной лестнице спустились вниз, не забыв после положить ее туда, где взяли. Перевели дух мальчишки уже в зарослях орешника, откуда в самом начале наблюдали за домом.
— Что скажете? — спросил Алеша у сбитых с толку товарищей.
Ребята еще не выровняли свое дыхание, сидели в кругу на корточках и смотрели друг на друга.
— Это идолище, кстати, вовсе не обязательно то, о чем ты думаешь, — наконец сказал Гера. — Просто поделка.
Ему никто не спешил отвечать.
— Наверняка, — наконец согласился Славка, но таким тоном, как если бы на самом деле он утверждал обратное.
По правде, говорить действительно было не о чем. Что тут скажешь? Признать Пасечника Дикеньким мужичком нелепо, хотя и очень хотелось. Даже если и признать, что делать дальше с этим знанием? Однако расходиться без обсуждения тоже неловко, нужно было что-то сказать, сделать общий вывод. К счастью, всех выручил Ян из «Трех медведей», который позвал своих племянников домой. В итоге решили все оставить в тайне и продолжить разговор как-нибудь после.
— Эх, мы даже забыли сфоткать ту штуковину! — сетовал Костян по дороге домой.
Глава 35
ЧУВСТВА
Алеша, равно как его брат и сестра, никогда не видели, чтобы между их родителями происходило то, что порой показывают в кино. Поцелуи в щечку на день рождения и дежурные похлопывания-объятия, конечно, в счет не шли. Дети не слышали, чтобы отец и мать говорили друг другу нежные слова, ну разве что шутя. «Птичка» и «Козлик» было ужасно милым, но это не могло считаться серьезным в полной мере. Лишь по утрам в воскресные дни, когда дети прибегали в комнату родителей, они видели, как отец, свернувшись калачиком, спал, прижимаясь к матери, которая лежала на боку, отвернувшись от него. И даже в этих случаях Марина говорила Вадиму: «Не липни. Мне жарко».
Такая сдержанность сбивала с толку. Она не отражала всей привязанности, которая на самом деле была между супругами. Их взаимозависимость и родственная срощенность не вызывала сомнений, но непроницаемость выражения эмоциональной близости их натур накладывала печать некой тайны. Это ощущалось всеми, кто знал семью. Чувствовали это и дети.
Трудно сказать, кто из супругов являлся законодателем подобного поведения. Скорее всего, каждый из них в определенной мере внес свою лепту, хотя все же глебовского здесь было явно больше.
Будучи детдомовским, Вадим не знал, как нужно правильно демонстрировать свои чувства. Что поделать, перед его глазами не было должного примера. Вынужденный пробираться на ощупь в этих потемках, он действовал интуитивно и сильно комплексовал, если вдруг понимал, что делает что-то не так. С его внешними данными и способностями ему бы в детстве отдельное внимание да персональную заботу — и тогда, возможно, он стал бы более уверенным и деликатным в этом деле. Та же среда, где он формировался, была ему противопоказана, впрочем, как и любому другому. Она вредна для всех одинаково, единственное отличие лишь в качестве и формах эмоциональных травм.
Когда Вадим стал Глебовым, вместе с фамилией он принял все правила семьи. Мужчина очень старался понравиться родителям Марины, всем их родственникам и друзьям. Собственно, принятие фамилии было первым шагом в этом направлении. Даже не оглядываясь на его личную историю, освобождающую от обязательств перед теми, кто произвел его на свет, это было решение, которое для мужского самолюбия не могло быть таким уж проходным. Вадим был готов на многое, чтобы его приняли, потому что в детстве он никогда не был своим — ни для сверстников, ни для воспитателей. Мягкому от природы Вадиму детдом привил кучу комплексов. Нельзя сказать, что к нему жестоко относились или подвергали каким-то унижениям. Вообще ничего экстраординарного, всего лишь пара инцидентов за все время пребывания, но ему хватило. Хватило того, что он считался отщепенцем. Почему-то его всегда воспринимали в качестве белой кости, задирать не задирали, но и не считали своим. Все это привело к тому, что в браке больше вела Марина. Особенно поначалу, именно она задавала характер и тон общения. И если жена при детях не хотела проявлять нежность к мужу, то так оно и было.