По свидетельству его бесчисленных друзей, эта улыбка доставила ему немало неприятностей, хотя также помогла выйти из множества передряг, поскольку при знакомстве с ним люди обычно реагировали по-разному: либо сразу проникались симпатией, либо испытывали непреодолимое желание двинуть в зубы.
Впрочем, двинуть в зубы Джимми Эйнджелу, честно говоря, было довольно затруднительно. Мало того что он был силен как бык, еще он владел большинством трюков и приемов, которые пускали в ход почти во всех пивных и борделях на свете, поскольку ему не раз пришлось испытать их на собственной шкуре.
Джимми был весельчаком, жизнелюбом, выдумщиком, человеком увлекающимся и отважным, хотя зачастую излишне самонадеянным.
Поэтому в тот вечер, когда он шумно гулял в компании нескольких приятелей и полудюжины пышнотелых мулаток и какой-то человек в безукоризненно белом костюме, остановившись возле него, сказал хриплым голосом: «Меня уверяли, будто вы лучший пилот на свете и сумели бы приземлиться даже на стол…» — Джимми тут же нашелся:
— Сначала придется убрать стаканы.
Хотя имя его уже прогремело на трех континентах, этот самоуверенный ответ впоследствии добавил ему еще больше популярности.
Кто-то много лет спустя заикнулся было о том, что эту фразу следовало выбить на его надгробии, однако в действительности у Короля Неба никогда не было надгробия, даже могильного камня, чтобы выбить на нем хотя бы слово.
— У вас найдется пара минут, чтобы поговорить? — не отставал от него франт в белом костюме, на груди которого красовалась золотая цепь от часов, больше смахивавшая на якорную.
— Сейчас? — удивился летчик.
— А когда же еще? — невозмутимо ответил незнакомец. — Мне сказали, что на рассвете вы летите в Боготу.
— Так оно и есть… — подтвердил Джимми, рывком поднявшись с места. — Я на секунду! — объявил он. — И смотрите у меня: тому, кто дотронется до Флоральбы, шею сверну.
Он вышел на просторный балкон, глубоко вдохнул в себя густой воздух панамской ночи, обвел взглядом широкую бухту, в которой десятки судов дожидались очереди, чтобы пройти из Тихого океана в Карибское море, несколько раз тряхнул головой, словно желая прояснить сознание, обернулся к незнакомцу с необычной золотой цепью и сказал:
— Я вас слушаю.
— Как бы вы отнеслись к предложению заработать пятнадцать тысяч долларов?
— Откровенно говоря, идиотский вопрос, — ответил американец, продолжая улыбаться. — И как вы наверно понимаете, я оставил друзей вовсе не для того, чтобы выслушивать глупости. Кто же не хочет заработать такую сумму? Только вот мало кому удается. К чему вы клоните?
Его собеседник оперся о балюстраду и тоже с наслаждением пару раз втянул в себя воздух, не сводя взгляда с бухты.
— Если вы без лишних вопросов отвезете меня в то место, которое я назову, приземлитесь именно там, где я скажу, и доставите меня обратно в «цивилизацию», я заплачу вам эти самые пятнадцать тысяч долларов, — наконец сказал он. — И еще плюс процент от прибыли. — Он сунул руку во внутренний карман белоснежного пиджака, вынул толстую пачку банкнот и добавил: — Тут пять тысяч задатка.
— Мать моя! — невольно вырвалось у Короля Неба. — Вы, что называется, берете быка за рога. — На какую-то долю секунды вечная улыбка исчезла с его губ. — Но предупреждаю: я не занимаюсь контрабандой оружия или наркотиков.
— Это не имеет отношения ни к оружию, ни к наркотикам.
— Изумруды? Контрабанда колумбийских изумрудов?
— Тоже нет. Речь идет о вполне законном деле.
— Законном? — удивился летчик. — Какое «законное» дело приносит столько денег?
— Золото и алмазы.
Джимми Эйнджел уселся верхом на перила, явно рискуя свалиться вниз, прислонился спиной к ближайшей колонне и взглянул в упор на мужчину с рыжеватой, начавшей седеть бородой.
— Золото и алмазы? — проговорил он. — Контрабанда золота и алмазов? Чем это отличается от контрабанды изумрудов?
— Речь вообще не идет о контрабанде, — ответил тот, глядя собеседнику прямо в глаза. — Несколько лет назад мы с приятелем открыли большое месторождение золота и алмазов, какого больше нигде нет. К несчастью, мой друг погиб, не успев воспользоваться находкой, принадлежавшей ему по праву, ну а я стал богатым. — Мужчина вновь замолчал, потому что воспоминание об Эле Вильямсе все еще бередило ему душу, однако, справившись с волнением, он сказал: — Стыдно признаться, но я потратил деньги на всякую ерунду и теперь желаю только одного: вернуться на то место. Имею на это законное право.