На непосвященного вся эта писанина действовала безотказно. Только немногим было известно, что номер остался почти таким, каким Зайцев лет десять назад принял его у своего предшественника, ушедшего на пенсию артиста Чинкова. Что никаких оригинальных трюков Зайцев не искал и вводить не хотел… ссылаясь на то, что в главке этого все равно не оценят, ставку не прибавят, выполни ты хоть стойку на ушах — нет денег. Ему было непонятно, что кому-то может быть дорог номер, его сложность, зрелищность, безотносительно к зарплате… Его не смущало, что зрители могли понять, что им подсовывают халтуру, «дневной» облегченный вариант, который Зайцев постепенно перенес и на вечернее представление; все, что осталось в номере, — это два-три сложных трюка, которые другие группы делали «с колес» в комбинациях, не заостряя на них внимание зрителей.
А настоящая работа шла один-два раза в году — перед комиссиями, оттого показывать ее становилось день ото дня труднее. Но акты выходят один распрекраснее другого, их писали люди, а с людьми Зайцев умел находить общий язык.
Что же оставалось в этой ситуации ему? Спокойно сидеть за спиной Зайцева, ждать, пока он уйдет на пенсию? бороться за номер вопреки желанию руководителя? усложнять его за счет сольных трюков, не имея возможности сделать номер, который бы врезался в память цирка, как «Прометей» Волжанских?
— Не мог я, Андрюша, написать, пока мне номер не разрешили. Сам висел между небом и землей. Если бы мне Захарыч, друг отца, не помог — не видеть мне номера как своих ушей…
Они вышли на улицу… Васюта, скрываясь за спинами прохожих, шел следом. Андрей показал ему кулак…
Завтра Васюта мог разболтать в классе про встречу с циркачом, которая, конечно же, кончится ничем. Эх, если бы он мог знать, хотя бы месяц назад, что Слава приедет опять!..
— Твоя тетя в зале по-прежнему работает? — Слава нарушил унылое, безысходное молчание.
Андрей кивнул.
— Тогда поедем-ка в зал… Посмотрим, на что ты еще способен… Ну и сюрпризик ты мне приготовил.
Они сели на «тройку», прикатили в зал. Андрей, жадно озираясь по сторонам, прошел по коридору к раздевалке. Тут висела стенная газета «Икар», которую в секции начали выпускать уже после него. В газете шла речь о соревнованиях на первенство города, которые должны были начаться через неделю…
Не было сказано там только одного: кто же заменил теперь в секции Руслана, кто теперь ходил в лидерах?
— Ну где же твоя тетя?
— Она, наверное, на втором этаже, — оторвавшись от газеты, Андрей повел Славу вверх по лестнице, которая скрипела так же, как год назад, когда они поднимались сюда за дорожкой…
— Ну, наконец-то, — завидев Андрея, всплеснула руками тетя Зина. — Виктор Петрович сколько раз про тебя спрашивал, все горевал, что ты ушел. Только сегодня-то занятий нет…
— Я не в секцию, я просто так, попрыгать, очень надо, — объяснил Андрей.
— Сейчас там борцы, придется вам обождать, — растерянно сказала тетя Зина, вглядываясь в Славино лицо, видно пытаясь понять, кто он такой, что за пожар вдруг привел Андрея на батут…
— Это Слава, из цирка, — помните, он у вас дорожку брал?
— Ах, как же, помню, помню, — обрадовалась тетя Зина. — Вы что же, за Андрюшей приехали?..
Слава тоже улыбнулся, хотел что-то сказать, но Андрей заговорил первым:
— Да нет, мы просто так, только маме не говорите…
Андрей провел Славу в зал. Борцы, тяжело дыша, нудно возились на старом ковре, пытаясь уложить друг друга на лопатки. После карате, страстной игры с выкриками и легкими мгновенными перемещениями, классическая борьба казалась скучной и допотопной.
— Ты зачем тете натемнил? — спросил Слава. — Сказал бы, что есть приказ. Неловко вышло…
— А зачем ей знать? Вдруг у меня ничего не получится… — тихо сказал Андрей и поежился, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Никогда еще у него не случалось такого перерыва в тренировках, как теперь…
Спустя полчаса борцы наконец удалились в душ. Андрей быстро закрыл дверь на ножку стула, выкатил на середину зала батут, разложил его, подтащил для страховки маты…
— Разомнись, разомнись как следует, — сказал Слава, он волновался не меньше Андрея, поминутно вытирал платком лот со лба, но плаща почему-то не снимал, видно, забыл про него.
Андрей попрыгал, поотжимался от пола, стараясь дышать глубоко, чтобы унять бешено прыгающее в груди сердце.
— А дорожка здесь есть? — спросил Слава.
— Наверно, вон там, в углу.
Слава быстро скинул плащ, пиджак, разложил на полу акробатическую дорожку, ту самую, из-за которой год назад он пришел в зал.