— О чем спор? — весело спросил он.
— Да вот обсуждаем, кто прав, кто виноват…
— Это мы сейчас увидим, — Слава поставил на стол проектор. — С пленкой такая морока: пока проявили да высушили…
Андрей вскочил с дивана, чтобы укрепить на стене лист ватмана, но руки его дрожали, и кнопки не хотели лезть в штукатурку.
И вот на экране запрыгали маленькие темные кадры. Слава поправил рамку, кадры стали светлее, и Андрей увидел себя. Кинооператор заснял то самое счастливое сальто, когда он сумел устоять у Славы на ногах, потом пошло второе сальто с завалом.
— Слав, сделай помедленнее, — попросил Коля.
Слава переключил скорость. Кадры поползли медленнее, теперь сальто можно было разложить по элементам: отход, группировка. Андрей видел, как он завис вниз головой в мертвой точке, как плавно опустился на батут, вышел на второе сальто…
— Андрей, смотри, смотри, — осипшим от волнения голосом сказал Коля. — Теперь видишь? Ты раньше времени распустился…
Андрей уныло вздохнул. На пленке стало ясно видно: в том, что не выходит трюк, виноват именно он.
23
И вот пришел апрель, двадцатое число, мыслями о котором Андрей жил целый месяц, с тех пор, как стало известно, что в этот день состоится выпуск, показ новых номеров государственной комиссии, которая и должна решить, готовы они появиться на манеже или нет.
В студии стало людно, как в цирке перед представлением. У подъезда появились черные «Волги», на них приехало цирковое начальство. На тренировочном манеже зажгли полный свет, трибуны заполнили знакомые и родственники артистов. Пустым стоял только первый ряд — его оставили для комиссии.
Андрей метался между манежем и гардеробной, вместе со Славой надевал на подушки новенькие чехлы из темно-красного японского бархата, помог Коле подключить магнитофон: оркестра в студии не было, музыку, специально написанную для их номера, Слава записал на пленку в старом цирке на Цветном бульваре. Ее рисунок ложился на трюки. Андрей мог теперь сказать, где, в какой точке манежа, в воздухе или на подушке, он будет, когда из магнитофона польются в зал ее то неудержимо быстрые, то плавные, неторопливые звуки.
Без четверти три в зал из кабинета директора прошла комиссия.
— Быстренько мыть руки — будем надевать костюмы, — шепнул Слава.
Андрей помчался в вестибюль за Лешей — он ушел встречать родителей и почему-то не возвращался. Дверь студии была открыта настежь, Леша гулял возле автобусной остановки.
— Леша, пошли, Слава зовет, — выскочив на улицу, позвал Андрей.
— А как же родители?
— Значит, не смогли, пойдем…
— Они придут, отец обещал…
Андрей схватил Лешу за руку, потащил по коридору, тот упирался, но как-то вяло: придут родители или нет, а выступать надо…
В гардеробной их уже ждали новенькие, ни разу еще не бывавшие на манеже костюмы: шикарные розовые рубашки с серебряными колечками, малиновые, в тон с чехлами на подушках, шорты.
Андрей быстро стянул через голову рубашку, выпрыгнул из брюк: ему ужасно не терпелось облачиться в новый костюм. До этого он надевал его лишь однажды, на примерке, в костюмерной, но там разглядывать себя в зеркале было неудобно.
— Быстренько наденьте белые трусики и бандаж светлой стороной, — приказал Слава, сам он уже разгуливал по гардеробной в костюме, который делал его моложе.
Андрей надел шорты и рубашку, подошел к зеркалу. Слава тотчас окинул его придирчивым взглядом.
— Ну, Андрей, ты у нас сегодня принц!
— Только волосы торчат. Может, смочить?..
— Не надо, это тебе к лицу.
Коля тем временем занимался с Лешей, помог ему влезть в шорты, которые почему-то оказались чуть-чуть узки. Леша нервничал, спешил, наверно, все еще переживал, что не дождался родителей.
— Леш! Ты почему такой серьезный? А ну-ка улыбнись, пошире, пошире…
В дверь постучали.
— Войдите, — крикнул Слава.
Дверь приоткрылась, и в гардеробную проник большой букет цветов, за ним показалась Лешина мать:
— Вячеслав Иванович! Не знаю, как вас и благодарить. Мой теперь учится, не грубит, за последний месяц всего одну двойку принес…
— Я уже исправил, — сказал Леша и распахнул дверь пошире. Ему хотелось, чтобы в гардеробную вошел отец. Сегодня он был чисто выбрит, аккуратно причесан, совсем не похож на того человека, которого Андрей видел зимой во дворе.
— Ой, какой ты у нас сегодня красивый, настоящий артист, — мать поцеловала Лешу в щеку.
— Еще нет, артист — это после выпуска, — Леша, выскользнув из объятий матери, удрал к зеркалу.