Люди выстроились в очередь, чтобы пожать нам руки. Клянусь, я не преувеличиваю. Все говорят:
— Парни, ну вас и колбасило! Мы думали, вас не вынесет.
Я обиделся:
— При чем тут вынесет — не вынесет? Мы сами выгребли.
Посмотрел на весла, а они стали как коромысла. Мы были счастливы.
Тут с горы спустилась Ленка.
— Ты видела? — спрашивает ее Андрюха.
— Что? — спрашивает она.
— Да ничего.
— Не переживай, — говорю, — Андрюха, зато все остальные девушки видели.
Мы достали бутылку виски.
— Ну что, — говорю, — за Победу! С праздником!
Пожали мы друг другу руки и засадили из горлышка. Лодочку сдули, засунули в багажник, Ленку посадили за руль, поехали в город.
Только заехали в зону досягаемости, я позвонил отцу.
— Ну, что, — говорю, — папа, мы прошли!
Он сначала даже не поверил. Потом обзвонил всех своих знакомых, нахвастался. Мне давай все звонить, спрашивать подробности, поздравлять. Нам с Андрюхой гордо, нас распирает.
Через неделю поехали на Ревун снова. Встретили знаменитого путешественника Вову Рыкшина с голубоглазой собачкой хаски. Говорим ему так вежливо, с почтением:
— Здравствуйте. А как вы думаете, можно по Ревуну сплыть на резиновой лодочке?
Он говорит:
— Фигня делов! Тут в прошлые выходные два идиота сплыли.
Сам ты идиот, полярник сраный. Сам бы попробовал. Это тебе не на собачках к Северному полюсу.
Жизнь сначала
Товарищ мой, старый книжник, жил на Шевченко. Человек он был домашний, не сказать, что жадный, но скопидомный. Все в дом. И магнитофон у него был замечательный, и проигрыватель, и телевизор цветной, и соковыжималка, и даже какой-то редкий в те времена кухонный комбайн. А квартира была двухкомнатная хрущевка и вся заставлена снизу доверху — пройти невозможно. А ему это, видимо, нравилось, и он вполне ощущал, что дом — полная чаша. И вот однажды он уехал на юг, а за это время его обокрали. И вынесли все! Даже шторы, и те вынесли.
Меня нашли соседи и говорят: «Он скоро приезжает, надо его как-то подготовить». И вот я приехал на вокзал, сделал печальное лицо и начинаю его встречать. Но, видимо, перестарался. Он вышел из вагона, увидел меня, и ноги у него подкосились. Он вдруг испуганно: «Женя! Женя! Что случилось? Говори!»
А я еще сделал паузу и говорю: «Миша, ну, понимаешь…»
Он схватил меня за руку: «Не томи! Говори как есть!»
Я говорю: «Миша! Тебя обокрали. Вынесли все!»
И он вдруг улыбнулся, вздохнул глубоко и с огромным облегчением сказал: «Ну, слава богу! Наконец-то я могу начать жить заново».
Против логики
Мой товарищ Костя Патрушев жил тогда на Свердлова. Ему было десять лет. У них дома был аквариум. И вот дядя Володя купил двух скалярий. Красивых и редких тогда рыбок. Вдруг одна рыбка пропала. А в доме три человека — Лина Ароновна, дядя Володя и Костя. Куда могла деться рыбка, непонятно. Стали спрашивать у Кости. Костя пожимает плечами:
— Я не знаю.
При этом дядя Володя рыбку точно не брал, и Лина Ароновна точно не брала.
— Костя, ну не упрямься. Куда ты дел рыбку?
Костя уперся:
— Не брал я!
— А куда же она тогда делась?
— Я не знаю.
— Костя, ну ты же понимаешь, что врать нехорошо!
— Я не вру!
— Хорошо, тогда куда делась рыбка?
— Я не знаю.
— Костя, скажи правду. Тебе за это ничего не будет.
— Я не брал.
— Костя, — стал искать ходы дядя Володя, — может, ты ее поменял на марки?
— Нет.
— А что тогда? Подарил кому-нибудь?
— Я не брал.
— Костя, ну зачем ты обманываешь? Мы же все понимаем. Сознайся!
— НЕ! БРАЛ! Я! ВАШУ! РЫБКУ! — отчаянно закричал Костя и зарыдал.
У него началась истерика. Лина Ароновна села рядом с ним, обняла, прижала голову к груди и сказала:
— Успокойся, я знаю, что ты не брал. Я тебе верю.
Вот так вот, против всякой логики.
Через полгода чистили аквариум и в большой раковине нашли скелетик рыбки. Она заплыла туда и не сумела выбраться.
Попутчик
Мне позвонили могучие парни и позвали на тренировку. Еду я по Крауля в сторону города. Смотрю, на углу Крылова стоит пожилой человек с кошелкой и так спокойно, с достоинством, останавливает машину. Я остановился и стою. Он подошел и спрашивает: «Это вы мне остановились?» Я говорю: «Конечно. Куда вам?» Он говорит: «Если можно, угол Малышева — Бажова. Только у меня тридцать рублей». Я ему говорю: «Садитесь, садитесь». Сначала он подал мне палку, потом поставил кошелку, с большим трудом взобрался на сиденье и говорит, извиняясь: «Я, понимаете ли, без ноги. Вы уж меня извините». «Ладно, — отвечаю, — чего там». Поехали мы…