Взойдя на престол в 1533 г. в возрасте трех лет, Иван правил около полувека и стал уже при жизни объектом вселяющего страх восхищения и ожесточенных споров, продолжающихся и поныне[198].
В некотором смысле правление Ивана можно рассматривать как некий пережиток визанхийского фундаментализма. Воспитанный наставниками-иосифлянами, он обращался к византийским текстам для оправдания своего абсолютизма и использовал византийские ритуалы при своей коронации в 1547 г., сохранив старинный русский титул верховного правителя — царь. Его имперские притязания, приверженность к традициям и тщательно разработанные придворные интриги — все наводит на воспоминания о канувшем в прошлое мире Константинополя. Однако в страсти Ивана к абсолютному господству как в церковной, так и в гражданской жизни воплотился цезарепапизм, превосходящий что-либо бывшее в Византии, и это наряду с его безжалостностью и неуравновешенностью побуждало многих сравнивать его с татарскими ханами, с которыми он так успешно боролся в ранние годы своего правления. Виднейший защитник царской жестокости того времени Иван Пересветов, возможно, заразил Ивана своим восхищением перед турецким султаном и его янычарами[199]. Некоторые из наиболее известных зверств Ивана кажутся явившимися из легенд, которые были популярны в России в начале XVI в., из сказаний о Дракуле, безжалостном, но отважном правителе Валахии XV в. — балканского княжества, оставленного на произвол судьбы между турецким и католическим мирами[200].
Западные светские современники Ивана нередко выражали восхищение его жестким правлением. Многие поступали к нему на службу, а один путешественник из Италии эпохи Возрождения использует термины, напоминающие «Государя» Макиавелли, приветствуя Ивана за «1е singulare suoi virtu»[201]. Тогда, как и сейчас, многие склонны были видеть в Иване только сильного правителя, боровшегося за централизацию власти и создававшего современное государство ценой подавления традиционной земледельческой аристократии. С этой точки зрения люди его знаменитой «опричнины», или «особого сословия», напоминают не столько восточных янычар, сколько наемных военнослужащих современного государства. Они были первыми, кто должен был клясться в верности не только своему соверену (государю) или государеву делу, но и суверенному образованию — государству[202].
Слишком велико, однако, отличие Ивана от современных ему Тюдоров или Бурбонов, чтобы просто внести его в некий безличный список как одного из многих государственных устроителей. Его жестокость и коварство расценивались почти всеми современниками — западными наблюдателями — как крайность, превосходящая что-либо ими виденное[203]. Более того, при ближайшем рассмотрении оказывается, что все его новшества продиктованы не стремлением к обновлению, а желанием сохранить традиции. Человек, бесповоротно обративший Россию на путь европейской государственности, был в то же время главным охранителем московской идеологии. Многие из тех тягостных конфликтов, с которыми русские столкнутся при последующих нововведениях и европеизации, восходят к давним противоречиям между смелым экспериментированием в политике и фанатическим традиционализмом Ивана IV.
С детства впитавший идеи московского традиционализма своих наставников-монахов, Иван вел постоянную переписку с монастырскими старцами и часто совершал покаянные паломничества к монастырским святыням, так, однажды босым прошел тридцать восемь миль от Москвы до Свято-Сергиевого монастыря. Иногда он представлял себя монахом и в богословских дебатах с западными мыслителями лично защищал православие как от левых протестантов (Чешские братья), так и от новых правых католиков (Общество Иисуса).
В представлении монашества князь должен был быть главой упорядоченного христианского мира, и при Иване эта идея воплотилась в жизнь. Искоренялась самая возможность политического соперничества — потомственные бояре-землевладельцы, независимые города вроде Новгорода и даже те сподвижники, которые пытались мирным путем ограничить самовластие, были подавлены или уничтожены. Влияние и потенциальная независимость церковной иерархии были пресечены заточением и умерщвлением действующего митрополита — Филиппа Московского. Религиозное инакомыслие истреблялось в еврейских погромах в Западной России; в том же регионе судам и казням подверглись главы раннепротестантских движений.
Оправдание такого правления коренилось в историческом богословии Московского государства. Увесистая «Степенная книга царского родословия», составленная приближенными монахами, подталкивала Ивана к полному смыканию светской жизни с церковной. Агиография широко привлекалась при составлении жизнеописания царей, и высокое происхождение прослеживалось как от святых чудотворцев, так и от императоров античности. Иван старательно собирал исторические легенды и привлекал в Москву выразителей монашеской идеологии из Новгорода и других княжеств с тем же усердием, с каким сокрушал их притязания на политическую независимость.
Всегда и во всем Иван видел себя главой единой религиозной цивилизации, он никогда не чувствовал себя просто военным или политическим вождем. Его военная кампания 1552 г. против казанских татар представляла собой в своем роде религиозный поход вроде осады Иерихона. На Красной площади был возведен большой Покровский собор, названный впоследствии собором Василия Блаженного, юродивого, покровительству которого приписывалось взятие Казани. Собор с девятью разновысокими позолоченными шатровыми главами, увенчанными луковичными куполами, являет собой вершину московской архитектуры, разительно отличаясь от сдержанных итало-византийских соборов, построенных в Кремле при Иване III. В этом пышном стиле эпохи расцвета Московского государства было построено немало церквей, более десятка из них при Иване IV были посвящены юродивым во Христе[204].
Законодательное собрание, созванное Иваном в 1549–1550 гг. и во многом предопределившее характер последующих выборных земских соборов, задумано было как церковный собор[205]. Сборник церковных постановлений 1554 г., известный как «Стоглав», был призван всего лишь «укрепить старые обычаи» путем строгого регламентирования всего и вся — от иконописи до бритья и питья. Для каждодневного духовного чтения предназначались объемистые, из 27 000 страниц, «Четьи Минеи» с изображениями почти всех святых[206]. Вся домашняя жизнь велась по полумонашеским правилам книги по домоустройству — «Домостроя». Даже опричнина была обременена обетами, укладом и облачением монастырского образца.
Такая радикальная перестройка общества на монастырский лад стала причиной упадка светской культуры на протяжении XVI в. Если раньше в России появлялось немало переработанных светских сказок и мифов, занесенных через южных и западных славян соответственно из Византии или с Запада, то «в русской литературе XVI в. не появилось… подобного… в русской рукописной традиции XVI в. не оказывается даже тех литературных произведений, которые были известны на Руси в XV в., а впоследствии, в XVII в., получили широкое распространение»[207]. Летописи и подновленные генеалогии, жития святых, героические сказания и полемические сочинения века очищались от «бесполезных россказней». Не только Иосиф Волоцкий, но и Нил Сорский одобрял подобную цензуру; а «Стоглав» 1551 г. установил целый ряд ограничений для светской музыки и всего светского искусства. Московское государство времен Ивана Грозного выделялось даже среди православных славян непомерностью своих исторических притязаний и религиозным укладом всей своей культуры.
Особенности московской цивилизации, окончательно сложившейся при Иване IV, наводят на исторические сопоставления не только с восточными деспотиями и западными империями, но и с двумя, казалось бы, несхожими цивилизациями: королевской Испанией и Древним Израилем.
198
53. Понимание и оценки Ивана IV осложнены тем, что большая часть важней-1 ших и почти все документы, написанные им собственноручно, были утеряны воЦ время пожара и борьбы последних лет его правления и правления его злосчастных преемников. Критическое рассмотрение обширной литературы о его правлении см. в статьях: G. Bolsovcr // TRHS, series 5, VII, 71–89; L.Yareh // С.Black, cd. Rewriting, 224–241, — об опричнине.
Историографический указатель, созданный в сталинскую эру (И.Будовниц. Иван Грозный в русской литературе // ИЗ, XXI, 1947, 271–330), был превзойден ценной первой главой в кн.: А.Зимин. Реформы Ивана Грозного. — М., 1960, 1 — 62. См. также удобное краткое изложение: С. Веселовский. Исследования по истории опричнины. — М., 1963, 11–37.
199
54. О Пересветовс см.: W.Philipp. Ivan Percsvetov und seine Schriften zuremeuerimg des Moskauer Reiches, 1935; А.Зимин. И.С.Пересветов и его современники. — М., 1958; и в рецензии: Я.Лурье // ИАН(Л), XVIII, № 5, 1959, 450–453.
О более общей проблеме турецких влияний см.: G.Vernadsky. On Some Parallel Trends in Russian and Turkish History // Transactions of Connecticut Academy of Arts and Sciences, XXXVI, 1945, 25–36.
201
56. «…исключительные его доблести». Из неопубликованного отчета восторженного венецианца, посетившего Москву примерно в 1565 г.: Relatione del Gran Regno di Moscovia. — MS, 963, Venicia; Biblioteca Nationale, Madrid. Я благодарен профессору Гамму (Hamm) из Вены за эту ссылку.
202
57. Присяга процитирована в кн.: П.Садаков. Очерки по истории опричнины. — М. — Л., 1950, 23. Это относительно раннее использование термина «правительство» в официальных русских документах.
204
59. Ковалевский. Юродство, 143, и примеч. 2, 144; также 137–142 — о юродивом Николае Салосе, чьим пророческим высказываниям об Иване IV народ приписывал спасение Пскова оттого разорения, которому подвергся Новгород в 1470 г. Хотя эти истории о «святых дураках» были украшены недостоверными деталями в народном фольклоре и романтизированы а-1а Вальтер Скотт Карамзиным, деятельность этих дураков (блаженных) была также отмечена здравомыслящими иностранцами, такими, как Джайлз Флетчер (Giles Fletcher), и их историческое значение в конце XVI в. не подлежит сомнению. М. Тихомиров говорит о «блаженном хулиганстве» Василия (М.Тихомиров. Россия в XVI столетии. — М., 1962, 78).
205
60. См.: Е.Максимович. Церковный земский собор 1549 года // ЗРНИБ, 1933, IX. Автор утверждает, что собор 1550 г., который издал свод законов («Судебник»), был в действительности результатом предшествующего Церковного Собора и сохранял, по существу, церковный характер.
206
61. Будовниц. Публицистика, 188–207, — подробности и ссылки на эти извлечения. Об официально поддержанном собирании литературы из уделов в Москву в годы правления Ивана Грозного см.: Р.Pascal. Lc Metropolite Macairc et ses grandes entereprises litteraires// Russie et Chretiente, 1949, no 1–2, 7—16.
207
62. Я.Лурье. О путях развития светской литературы в России и у западных славян в XV–XVI вв. // ТОДЛ, XIX, 1963, 282–283. Рассмотрение с привлечением документов (262–288) иллюстрирует протяженность более ранних и более поздних связей.