— Что это за штука — рицин?
— Вспомните, несколько лет назад агенты КГБ смазывали наконечники зонтов ядом и убивали своих жертв. Это был рицин.
— А почему в этот кошмар втянули именно меня?
— Все элементарно, дружище. Ты был единственный известный им художник, который мог сделать копию. Майснер все разузнал и велел Рику тебя найти.
Наверное, мне следовало радоваться тому, что все встало на свои места, но я не мог избавиться от чувства потери, причиной которой были всеобъемлющее человеческое невежество и жадность.
— А Эрик? — спросил я. — Зачем он убил своего отца?
— Ганс не знал, что его сын был членом новогерманской радикальной группировки. Он и в самом деле имел свои виды на этот свиток. Эрик хотел разоблачить миф о христианстве перед всем светом, сделав документ достоянием гласности. Именно он убил Гиацинта и Брайана, не желая, чтобы они первыми завладели иконой благодаря копии, сделанной Гиацинтом.
Я выбрался из постели и начал одеваться. Меня по-прежнему беспокоил вопрос о Линде.
— А Линда? Как она в это замешана?
— Твоя прекрасная леди работала на шпионскую группировку, созданную Ватиканом и Израилем. Всю эту братию взяли, но, видимо, вскоре освободят из тюрьмы благодаря их дипломатическим связям.
— Вы хотите сказать, что МОССАД и Ватикан работают сообща?
Ян кивнул:
— Точно. Израильтянам есть что терять, если свиток обнародуют. Люди могут перестать верить в Христа — и если такое случится, приток финансов в Святую землю, точнее в Израиль, иссякнет. Это очень неприятно. Даже наш григорианский календарь окажется ошибочным. Только подумай! Если Иисус не умер на кресте — значит, не было и Воскресения; если Он не вознесся на небо — значит, не было и Пасхи, а ведь это основной тезис христианства, потому что Христос якобы умер за наши прегрешения. Им придется менять всю систему. Ты представляешь себе, какими проблемами это чревато?
Я вспомнил кое-что из недавно прочитанного.
— Это был бы кошмар, — согласился я. — Теперь я понял, отчего папа Иннокентий уничтожил катаров в 1209 году. Потому что, когда тамплиеры привезли свиток в Европу, катары узнали тайну бегства Христа, и папа римский стер их с лица земли одним ударом.
— Возможно, так и есть, — ответил Ян. — Теперь ты сам понимаешь, отчего нам нужно было опередить Майснера и всех остальных.
Мне пришел в голову самый очевидный вопрос. Я захотел испытать их на прочность.
— А что, если я пожелаю сделать публичное заявление?
— Ради Бога, Гарт, — самодовольно произнес Ян. — Думаешь, кто-нибудь тебе поверит? — Он хихикнул. — Люди думают, ты такой же ненормальный, как и Джон.
Он был прав.
— А тот свиток, который улетел за борт, — где он? — спросил я.
Ян был краток:
— Скажем так — он теперь в надежных руках.
— Вы, ребята, спрятали его?
Инспектору Хараламбопулосу явно начало докучать мое любопытство, потому что он внезапно прервал разговор.
— Мистер Хенсон, — заявил он, — мы обнаружили у вас пять тысяч долларов.
— Как интересно. Когда я их пересчитывал в последний раз, там было шестьдесят тысяч.
Я знал, что он прикарманил деньги, но не собирался с ним спорить. Таков греческий бизнес. Инспектор неодобрительно посмотрел на меня и продолжил:
— Если хотите новых неприятностей, дружище, то мы, несомненно, можем их вам устроить. Или же вы забираете свои пять тысяч и покупаете обратный билет. В один конец. Вы меня поняли?
Я взглянул на Яна в поисках поддержки, но тот смотрел в сторону. Он не собирался вмешиваться.
— Сколько времени у меня есть?
— Три дня. Возьмете деньги из больничного сейфа.
Инспектор похлопал Яна по плечу. Они направились к двери.
— Ты мне очень помог, Ян. Однажды я тебя отблагодарю.
Ян сжал трубку в руке.
— Мне позвонила Линда. И если бы я не поспешил к тебе на помощь, ты бы уже был мертв. Отблагодаришь в другой раз.
Он лукаво подмигнул, и они зашагали по людному коридору. Я подошел к окну и посмотрел на старую византийскую церковь. Мысли о последствиях, которые могло вызвать обнародование свитка, не выходили из головы. Какая разница, если Христа и не распяли? Он был удивительной личностью, и свиток подтверждал все совершенные Им чудеса. Он действительно был способен исцелить всех этих людей — так не все ли равно? По крайней мере Он принес немного любви и добра в этот безумный мир.
Эпилог
Я должен был вылететь из Международного аэропорта Афин на час раньше Юджина, которому предстояло отправиться в Дублин. Юджин сидел в инвалидном кресле; мы с ним опрокидывали последний стаканчик в баре аэропорта, когда Димитри пришел нас проводить. Было в этом что-то грустное — трое друзей прощаются на неопределенный срок.
— Что ж, я опять на мели, — грустно сказал я, вспомнив о том, какая ничтожная сумма осталась у меня после покупки билета на самолет. Юджин хихикнул, заметив мое беспокойство, и сообщил:
— В общем, нет.
Он украдкой открыл свою сумку. Заглянув внутрь, я заметил три пачки, завернутые в светло-коричневую бумагу.
Я посмотрел на Юджина, ожидая объяснений.
Он медленно расплывался в улыбке, чтобы подольше подержать меня в неведении. Наконец, глубоко вздохнув и внимательно за мной наблюдая, Юджин произнес:
— Пока ты лежал в больнице, Димитри продал амфоры.
— И что? — нетерпеливо спросил я. — Давай рассказывай.
— Девяносто тысяч наличными, парень.
— Ты шутишь?! — воскликнул я, хоть и знал, что такими вещами Юджин не шутит. Он полез в сумку и протянул мне одну пачку, а другую отдал Димитри, который тут же сунул ее в карман черной кожаной куртки.
— Что собираешься с ними делать? — поинтересовался Юджин.
— Для разнообразия — потрачу на себя. Буду писать картины. На оригинальные сюжеты. — Я хотел вернуться в Саусалито и приняться за дело. Мне надоело делать копии с чужих картин. Начну с того места, где остановился, и попытаюсь стать настоящим художником. Знаю, что мне это под силу.
Объявили мой вылет. Димитри крепко пожал мне руку; ладонь у него была грубая и мозолистая.
— Счастливого пути, босс. — Глаза у него влажно блестели.
— Что бы мы делали без тебя? — благодарно сказал я, хлопая его по плечу.
Димитри раскинул руки в традиционном греческом жесте, который можно перевести как «не стоит благодарности, все отлично». Он расцеловался с нами, улыбнулся и ушел. Я повернулся к Юджину. Он выглядел довольно забавно и странно, сидя в кресле на колесах и читая «Инглиш ньюс».
— Послушай, приятель, — вдруг оторвался он от газеты. — Фамилия этого чертова копа Хараламбопулос или как?
Я кивнул.
— А что такое?
— Похоже, вчера его арестовали в собственном департаменте за взятки и вымогательство. Деньги, которые он украл у тебя, были помечены. — Юджин засмеялся.
Я тоже. Старина Хараламбопулос наконец получил по заслугам.
Замигал зеленый огонек — посадка началась. Я заметил Линду, которая стояла неподалеку от выхода на посадку и смотрела на меня с неловкой улыбкой. Я обернулся к Юджину.
— Интересно, какого черта она тут делает? — пробормотал я, стараясь не выдавать своей радости.
— Не знаю, парень. Может быть, ты ей все-таки нравился. Полагаю, что нашим приключениям настал конец, — заявил Юджин. — Как насчет следующего лета? Говорят, в Гоа можно заработать неплохие деньги.
Мы понимающе улыбнулись друг другу.
— Ни за что. Уймись. Увидимся через год. На том же месте, в то же время.
На том и порешили.
Когда я проходил на посадку, то услышал, как Юджин подлизывается к скучающему греку за стойкой бара.
— Я при деньгах, — сообщил он, помахивая в воздухе пачкой. — Сыграем партию на стаканчик узо?