Гришин уговаривал их, как сладкоголосая сирена: восстановление былой мощи КГБ, особое положение, достойное истинной элиты, двойное жалованье сразу после комаровского переворота.
В ночь накануне Нового года группа «Вымпел» должна вооружиться, выйти из казармы, направиться на Ходынский аэродром и военную базу и захватить оба объекта. Группе «Альфа» Поручили Министерство внутренних дел и примыкающие к нему казармы ОМОНа, совместно с группой, которая должна захватить казармы СОБРа на Шаболовке.
29 декабря полковник Гришин присутствовал на собрании долгоруковской мафии, проводимом на роскошной даче под Москвой. Здесь он встретился и выступил перед «сходом» — высшим советом, правящим мафией. Для него эта встреча имела решающее значение.
Поскольку дело касалось мафии, ему пришлось представить много объяснений. Рейды, произведённые генералом Петровским, ещё не забылись. Как хозяева денег, они требовали объяснения. Но по мере того как Гришин говорил, настроение менялось. Когда он рассказал, что принят план объявить Комарова недостойным участия в предстоящих выборах, тревога преодолела их агрессивность. Они все сделали большие ставки на его успех на выборах.
Сокрушительный удар Гришин нанёс, объявив им о том, что от этой мысли не отказались: власти намерены арестовать Комарова и сокрушить «чёрную гвардию». Не прошло и часа, как мафиози стали просить совета. Когда он объявил о своих намерениях, они были в шоке. Бандитизм, мошенничество, «чёрный рынок», вымогательство, наркотики, проституция и убийство — таковы их специальности, но государственный переворот был действительно крупной ставкой.
— Это всего лишь самая крупная кража, кража республики, — уговаривал их Гришин. — Откажетесь — и вас опять будут преследовать МВД, ФСБ, все. Согласитесь — и земля ваша.
Он употребил слово «земля», которое означает землю, страну, планету и всё, что на ней есть.
Сидевший во главе стола самый главный из них, «вор в законе», который, как и его отец и все члены его клана, родился в криминальном мире и больше всех в долгоруковской мафии напоминал сицилийского «дона всех донов», долго, пристально смотрел на Гришина. Остальные ждали. Наконец он закивал, его сморщенная голова, напоминавшая голову старой ящерицы, опускалась и поднималась в знак согласия. Обговорили и последние финансовые вопросы.
Гришину также предоставили третью вооружённую силу. Двести из восьмисот частных фирм, занимающихся охранным бизнесом в Москве, принадлежали долгоруковской мафии. Они предоставят две тысячи человек, полностью вооружённых бывших солдат или громил КГБ: восемьсот для того, чтобы штурмом взять безлюдный «Белый дом» и здание Думы, а тысяча двести направятся брать президентские и министерские здания, сосредоточенные на Старой площади и тоже пустые в канун Нового года.
В тот самый день Монк позвонил генерал-майору Петровскому. Тот всё ещё жил в казармах СОБРа.
— Слушаю.
— Это опять я. Чем вы занимаетесь?
— А почему вас это интересует?
— Собираетесь уезжать?
— Откуда вы знаете?
— Все русские хотят встретить Новый год со своими семьями.
— Послушайте, мой самолёт вылетает через час.
— Я думаю, вам следует отменить вылет. Будут ещё другие встречи Нового года.
— О чём вы говорите, американец?
— Вы видели утренние газеты?
— Кое-какие видел. А что?
— Последние опросы общественного мнения. Те, на которые повлияли разоблачения СПС и Комарова на пресс-конференции. Они показывают сорок процентов, и рейтинг продолжает падать.
— Да, он проигрывает выборы. Вместо него мы получим Зюганова, неокоммунистов. И какое это имеет ко мне отношение?
— Вы думаете. Комаров примирится с этим? Я как-то говорил вам: этот человек — ненормальный.
— Ему придётся примириться. Если он проиграет через две недели, с ним кончено. Вот и все.
— В тот же самый вечер вы мне сказали кое-что.
— Что?
— Вы сказали: если на российское государство нападут, оно будет защищаться.
— Что такое, чёрт вас возьми, вы знаете, чего не знаю я?
— Я не знаю ничего. Я подозреваю. Разве вам не известно, что подозревать — это российская профессия?
Петровский посмотрел на телефонную трубку и перевёл взгляд на раскрытый чемодан, лежавший на узкой койке в его комнате в казарме.
— Он не посмеет, — заявил он. — Никто не посмел бы.
— Язов и Крючков посмели.
— Был 1991 год. Другое время.
— Только потому, что они провалили все дело. Почему бы вам не остаться в городе на праздник? На всякий случай.
Генерал-майор Петровский положил трубку и начал вынимать вещи из чемодана.
30 декабря в пивном баре Гришин заключил сделку со своим последним союзником. Его собеседником был кретин с круглым животом любителя пива, но он являлся ближайшим соратником главаря уличных бандитов из движения «Новая Россия».
Вопреки напыщенному названию ДНР мало чем отличалось от неорганизованных группировок татуированных бритоголовых бандитов с ультраправыми лозунгами, которые существовали и развлекались за счёт грабежей на улицах и преследования евреев или того и другого вместе, по привычке выкрикивая лозунги во славу России.
На столе между ними лежала пачка долларов, принесённая Гришиным, и представитель ДНР с жадностью на неё поглядывал.
— Могу предоставить пятьсот хороших парней в любую минуту, когда захочу, — сказал он. — Какая работа?
— Я пришлю к вам пять своих черногвардейцев. Вы подчиняетесь их боевым приказам — или сделка отменяется.
«Боевые приказы» — это звучало хорошо. По-военному. Члены ДНР гордились, называя себя солдатами Новой России, хотя никогда не присоединялись к СПС. Они не очень любили дисциплину.
— Что надо делать?
— Накануне Нового года, между десятью и полуночью, взять штурмом и удержать мэрию. И соблюдать указание: до утра никакого спиртного.
Главарь ДНР задумался. Каким бы тупым он ни был, он сумел сообразить, что СПС затевает большое дело. Да и пора уже. Он наклонился над столом, и его рука сжала пачку долларов.
— Когда всё закончится, мы доберёмся до жидов.
Гришин улыбнулся.
— Мой личный подарок.
— Отлично.
Они договорились о деталях сбора ДНР в сквере на Пушкинской площади, в трёхстах метрах от которой находится особняк, где размещается правительство Москвы. Это не привлечёт особого внимания: здесь всегда полно народу, поскольку рядом находится очень популярный в этом городе «Макдоналдс».
Придёт время, думал Гришин по дороге, и о московских евреях позаботятся по-настоящему, да и об этих подонках из ДНР тоже. Вот будет смешно, когда и тех и других посадят в одни и те же эшелоны и отправят на восток, в Воркуту.
Утром 31 декабря Джейсон Монк снова позвонил генерал-майору Петровскому. Тот находился в своём кабинете в штаб-квартире на Шаболовке, где оставалась лишь половина сотрудников.
— Все ещё на посту?
— Да, чёрт бы вас побрал.
— У ГУВД есть вертолёт?
— Конечно.
— Он может вылететь в такую погоду?
Петровский посмотрел через зарешечённое окно на низкие, свинцово-серые тучи.
— Не в такой облачности. Но ниже может, полагаю.
— Вам известно расположение лагерей «чёрной гвардии» Гришина под Москвой?
— Нет, но я могу узнать. А в чём дело?
— Почему бы вам не полетать над всеми лагерями?
— Зачем мне это нужно?
— Ну, если они миролюбивые граждане, во всех казармах должен гореть свет, все должны сидеть в тепле, принимая стаканчик перед обедом и готовясь к безобидному празднованию вечером. Взгляните. Я перезвоню через четыре часа.
Когда он позвонил, Петровский был в подавленном настроении.