«А раз это госпиталь», — думал он, спокойно закрывая глаза, — «то сюда скоро кто-нибудь придет и объяснит мне все, что требуется».
Но никто не шел. Он пролежал так минут пятнадцать, из тех, что мог лежать совершенно спокойно, но вскоре, спустя этих пятнадцати минут, к нему вернулась тревожность. Сперва легкая, щиплющая края нервов тревога, а потом уже сильнее, сильнее, пока снова ком в горле не вызвал вязкое ощущение тошноты. Подвешенное: когда точно не знаешь, вырвет тебя или нет. Он попытался еще раз подвигать своей рукой, и она уже слушалась лучше, хотя по-прежнему была бледной и вялой — вероятно, он потерял много крови. А если так, то должно же быть какое-то ранение? Он попытался подвигаться и определил теперь, что у него болит правое бедро, притом довольно сильно, так, что Андрею даже стало плохо. «Лучше дождаться врача», — подумал Андрей.
Прошел примерно час. Он знал, что примерно час потому, что спустя те пятнадцать минут он начал считать, отмерять время, которое провел в этом месте. Это помогло отвлечься от плохих мыслей, и тревога прошла. До тех пор, пока он не услышал звук в коридоре, с той стороны, где, как он думал, находится дверь. Судя по всему, это чей-то приглушенный голос произнес что-то вроде:
— Двадцать пятый очухался. Поднимать?
Ему что-то ответили, но настолько далеко и глухо, что расслышать было уже совсем невозможно. Затем за стеной началось какое-то суетливое шевеление, ходьба, глухие стуки по железу и бетону. Андрею хотелось крикнуть, но он не решался, борясь с внезапным сердцебиением, отдававшим куда-то в горло.
Вдруг дверь, которая и вправду оказалась над макушкой, но чуть левее от лежавшего неподвижно Андрея, открылась, и, судя по шагам, кто-то в нее вошел.
III
Вошедший в комнату человек остановился в метре от Андрея. Он стоял где-то за пределом видимости, потому разглядеть его Андрей не смог, однако слышал, как тот дышит. Посетитель постоял так с несколько секунд, а потом все-таки вышел к середине кровати. Андрей попытался что-то сказать, но был слишком слаб, да и ком в горле мешал. Его даже вырвало, но в холостую. Вошедший же на это даже не дернулся — видимо, точно знал, что желудок у того пустой. На нем был белый халат, прямоугольные продолговатые очки, а в руках он держал деревянный планшет с тонкой бумажкой, прикрепленной к нему.
«Врач», — облегченно подумал Андрей, внимательно следя за его движениями.
Врач принялся осматривать больного: потрогал его лоб, посчитал пульс, заглянул в глаза, посветив фонариком, что-то хмыкнул, записал и готов был уже выйти. В этот же момент за дверью раздался голос:
— Ну что?
— Холодная лихорадка, пульс повышенный, — глухо произнес врач через свою марлевую маску.
— Озноб есть?
— Небольшой.
И правда, Андрей даже не заметил, что его знобит. Он слушал это и иногда даже не понимал: про него говорят вообще или про кого-то другого? Симптомы, которые описывал доктор, он не чувствовал ровно до тех пор, пока тот их не произнес. Теперь же его знобило, а на лбу проявился холодный пот, которого до этого точно не было.
— Ну набрось второе одеяло. И градусник дай, — небрежно бросил второй голос, и оба пропали за хлопнувшей дверью.
Андрей пролежал так еще минут десять, пока доктор действительно не вернулся и не набросил на него второе одеяло, предварительно всучив ему подмышку градусник. Больной послушно принял его, прижав накрепко приходящей в себя рукой. Он уже совсем не боялся, понимая, что точно в каком-нибудь городском госпитале со всеми условиями. А раз так, то и до дома недолго осталось — вот его долечат, и первым же рейсом к родителям. И с наградой на груди. «Дают же там, вроде, награды за ранение?» — думал он, мечтательно рассматривая черный от какой-то гари потолок.
— Может, ему аспирин дать? — спросил вдруг доктор кого-то за дверью, проходившего в это время мимо.
— Что? Какой аспирин? Ты его видел там вообще? Он еще от наркоза не отошел — ты его уже аспирином пичкаешь. Говорю, одеяло второе набрось, и хватит с него.
После этих слов доктор вышел из комнаты, и Андрей снова остался один, с градусником под рукой. Он лежал почти неподвижно, боясь уронить его, потому что в таком случае он провалился бы ему за спину, а значит, пришлось бы двигаться, чтобы его найти. Много двигаться. Андрей не мог себе этого позволить.
Когда доктор в очередной раз вернулся к нему в палату, чтобы снять градусник, Андрей уже смог выдавить из себя первые с пробуждения слова, пусть хриплые, отрывистые и слабые:
— Где… я?