- Как тогда?
- Ага! Или хуже... И вообще, Степа, бояться я стал.
- Ну-ка, ну-ка, - удивленно поднял брови Степан. - Ты, да бояться? Что это с тобой, Леня?
- Да-да, бояться... - почтальон засмущался, отвернулся. - Постоянно боишься. Тревожность какая-то появилась, беспокоит что-то. И настолько глубоко забралось, что даже в сортире сидя и то думку думаешь. И тоскливо так, страшно, аж взвыть охота и бежать, бежать. Куда угодно, лишь бы подальше.
- Так на горшке-то самое время думать, - рассмеялся Степан. - Где же еще, ежели не там?
- Все шутковать тебе! Я же на полном серьезе тебе говорю. Сердце открываю! Думаешь, легко мужику в страхе признаться? Стыдоба! - надулся Кузьмич, и тут же наклонился ближе к Степану и продолжил, но уже безумным, заговорщическим шепотом. - Лежишь, Степа, ночью, и помереть страшно. Думается, вот уснешь сейчас, и не проснешься боле. Глаза боишься закрыть, чтоб не заснуть. А еще пошевелиться страшно. И кажется, что по деревне ночью недобрый кто шастает. По окнам глядает, высматривает чего-то...
- А шевелиться-то чего боишься, я не понял? - перебил лесник, но уже тоже шепотом.
- Дык, ежели пошевелишься, заметит он тебя и душу заберет. Вот лежишь так, трусишь, и заснешь, незаметно для себя, а по утру-то проснешься, и полегче чуток - жив вроде, не помер.
Тишина.
- Тьфу на тебя, Ленька! Дурак старый, - вскочил вдруг Степан. - Напугал! Чего ж бояться тут в деревне - люди кругом! Мы вон в лесу глухом живем, и то не страшно. Или ты шутку такую измыслил, друга подурачить?
- Да уж не до шуток мне, Степа! И не только мне, - продолжил почтальон, вяло, устало как-то. - Вся деревня страхом тем заразилась. Как хворью какой. Сейчас, как сумерки наступают, так на улице и не встретить никого. Запираются по домам. Деревня как умирает. Серега Кудря, уж на что мужик без царя в голове, тот вообще, поговаривают, в погреб на ночь уходит. А бывает, задержишься до сумерек на почте и крутишь потом педали так, что сердце заходится - лишь бы до дому быстрее. А ведь зима не за горами. Светает поздно, темнеет рано. Что же, вообще из дома носа не казать? Хотя... Может вымрем раньше... Аккурат к октябрю, а?
- Мда! Наговорил ты, Леня! Вроде и околесицу несешь, а проникновенно. Не знаю, что и думать. А не повредились ли вы умом тут все? Вот, давеча, когда к тебе ехал, наткнулся я на Демку. Выскочил он из-за сараев, прям под телегу, чуть не задавил его. Подхожу, смотрю - цел. Помочь ему хотел, а он, как меня увидел, такого стрекача дал! Даром что пятки не дымились. Чего тут с вами со всеми стряслось? Может, пили чего все вместе, а?
- Да какой пили, Степа! - взорвался почтальон. - Куда мне пить-то с диабетом? Страх, говорю, деревней завладел, а ты - пили! А Демка... Его и раньше в деревне не любили, а теперь так вообще. Да что я тебе рассказываю, сам все знаешь. Нет покоя пацану. Гоняют пуще прежнего, колотят, ежели увидят, душу отводят. Вот он и улепетывает ото всех - боится.
- За что же его-то?
- Да как за что? Мать его, как всегда, во всем виноватят. Ведьма, говорят, помирать собралась, вот и решила нагадить. На память, так сказать.
- Что, и впрямь помирает?
- Да кто ж ее знает? На людях она и вправду давно не появлялась. Может, и померла давно, и с того света бедокурит.
- Тьфу на вас! Так вы что, человек пропал, а вы даже не проведали, может, помощь нужна? Да я бы сам после такого проклял. Совсем как нелюди...
- Нелюди не нелюди, а дураков к ведьме соваться нет. Ты на себя чужую рубаху не примеряй, живешь в лесу...
- Погоди-ка, - перебил Степан. - Что за шум снаружи?
Кузьмич выглянул в окно, отодвинув занавеску.
- Ты смотри, чего творит, стервец.
По улице здоровенный кудрявый мужик волоком тащил за шкирку Демку. Демьян сопротивлялся, брыкался, что-то мычал.
- Ты что же это творишь, Серега! А ну, отпусти парня! - выбежал наружу Степан.
- Еще чего. Ты лучше спроси у него, чего он по дворам шкерится да сквозь забор высматривает, а после молоко скисает и чертовщина всякая ночами бродит. Это все он, выродок чертячий! Говори, что вынюхивал у тетки Матрены? Молчишь? У-у, я тебе! - замахнулся Кудря.
- Не тронь парня, кому говорят! - поймал руку Степан. - Сдурел совсем? Чего он тебе сказать может, немой же он.
- Ты, дядь Степан, не лез бы не в свое дело! - закочевряжился Серега, но Демку отпустил. - Не было тебя тут долго, многого не знаешь.
- Парня, значит, я забираю, а ты, ежели такое учинишь еще, - Степан взял Серегу за грудки, - наполучаешь таких затрещин, что башка месяц гудеть будет, никакого пойла не потребуется. Пойдем, Демьян.
Степан направился к телеге, стал отвязывать кобылу. Тем временем вокруг собралась почти вся деревня: кто из-за забора высунулся, а кто и на улицу вышел - поглазеть или подсобить чем. Любопытно же, что за шум, все какое-то развлечение.