— Архитектор? — поинтересовался Сокол.
— Как сказать… Учиться-то учился. Все по заграницам: в Париже, в Берлине. Лет десять. Вечный студент. Да… Потом у него там неладно вышло. Избил, говорили, какого-то чина. Словом, выбросили из университета. Вот он вернулся домой и построил эту уродину.
— Почему уродину? — вступился Саня за свой дом; он им очень гордился. — С башней, со шпилем. Красиво!
— Как на чей вкус, — снова усмехнулся Владимир Петрович. — Да… Если он тебе так нравится, могу тебя обрадовать. В Подгорске стоит еще один, точно такой же. Тоже Федоров строил.
— В Подгорске! И письмо оттуда! — воскликнул Саня и снова ощутил пинок.
— Какое письмо?
— Да так, Владимир Петрович. Из их Дома пионеров, — вывернулся Сокол и сразу же спросил: — А почему он построил именно в Подгорске?
— Брат поселил его там после заграницы — вроде как руководить отделением фирмы, а на самом деле, чтобы он ему здесь не мешал. Да он и в Подгорске делами не занимался, только пьянствовал да обжирался. Такой обжора был — на всю губернию славился. Даже повара-немца с собой из Берлина привез, готовил какие-то там особые блюда. Никчемный человек. В купеческих семьях так частенько бывало. Один брат — зверь, комок энергии, другие — слизняки.
— Интересно, надо записать. — Сокол склонился над тетрадью, которую он предусмотрительно захватил с собой. — А как его звали, этого брата?
Владимир Петрович задумался.
— Сергей?.. Нет, не Сергей… Хм… Ксюша, — обратился он к вошедшей в комнату жене, — не помнишь, как звали второго Федорова, того, чудака заграничного?
— Федором, — ответила она, застилая стол белоснежной скатертью. — Главного Иваном, а того Федором, Федор Федоров… Ну, хватит вам старину ворошить, давайте чаевничать.
Только теперь, когда на столе появились хлеб, масло, варенье, аппетитное домашнее печенье, Саня вспомнил, что еще так и не ел. Мгновенно он ощутил зверский голод и накинулся на еду, не заботясь о нормах приличия, но все же краем уха прислушиваясь к разговорам за столом: не упустить бы что-нибудь существенное.
Но к купцу Федорову Сокол больше не возвращался — чересчур назойливые расспросы могли насторожить старика.
Лишь простившись у выхода и поблагодарив в изысканных выражениях Владимира Петровича за содействие историческому кружку, он спросил как бы невзначай:
— Да, а что с ними потом стало, с этими Федоровыми, неизвестно?
— Почему неизвестно? Федор — тот сразу исчез, вскоре после революции. Что-то он там натворил в своем городе. Пришлось срочно удирать от советской власти… Да. Слабый был человек, сгорел где-нибудь от водки.
— А Иван?
— Тот схоронился, дождался Колчака и снова был в силе. Потом ушел в горы, в белогвардейскую банду. Сам вешал, пытал — бешеный был. Зарубили его в бою… Ну, ребятки, если еще что понадобится, милости просим…
На улице Саня, радостно улыбаясь, схватил в шутку Борьку за воротник:
— Что? Теперь веришь?
Но Сокол предостерегающе приложил палец к губам: молчи!
Лишь в парке, выбрав уединенное местечко подальше от главной аллеи, Сокол произнес таинственным шепотом:
— Следы ведут в Подгорск.
— Правда! — тоже шепотом подтвердил Саня.
И тогда Сокол неожиданно сказал:
— Надо туда ехать.
Саня оторопел.
— Как?
— Очень просто! Сесть на поезд и ехать. Там он жил — Федор Федоров. Там и осталась эта «Новейшая поваренная книга». Лежит на полке у какой-нибудь старушки и дожидается. И езды всего-то шесть часов. В один день туда и обратно.
— Я не знаю… Меня не пустят. И его, наверное, тоже… Как, Боря?
Саня вопросительно посмотрел на Борю. Тот поразмыслил немного, вздохнул и, наконец, ответил:
— Не пустят… Но все равно поеду. Раз уже взялись, чего там.
— Правильно! — Сокол хлопнул его по плечу. — Вот это разговор!.. Значит, я согласен, Игрек тоже. А ты, Зет?
Что оставалось Сане?
— Я тоже согласен, — уныло подтвердил он.
Ох, и будет баня!
Чем ближе к дому, тем нерешительнее становились Санины шаги. А по лестнице он поднимался, едва переставляя ноги со ступеньки на ступеньку.
Мама ждала его на площадке. В распахнутом пальто, с платком на голове.
— Санечка, голубчик! Разве так можно! — Она обняла его и крепко прижала к себе. — Я тебя ищу уже целых два часа.
Саня молча сопел, уткнувшись носом в теплое, чуть пахнущее духами пальто. Совесть терзала его, как стая голодных волков.
— Идем!
Они вошли в квартиру — мама впереди, Саня за ней, опасливо косясь на дверь столовой. Папа сидел в кресле и сердито шелестел газетой.