Она подошла к окну и поправила жалюзи, закрыла шкафы и уселась снова.
— Вы, должно быть, его тип, так же, как и я.
— Тогда нас трое, включая вдову Пита, Рут.
— Он ей тоже нанес визит?
— Она нашла свою дверь открытой, когда вернулась с работы. Это ее перепугало до смерти. Я не могу понять, откуда он узнал про меня. Похоже, что он приходил в ее дом, слушал телефонные сообщения и передвигал ее вещи, но это не объясняет, откуда он узнал мое имя и адрес.
— Это, возможно, что-то очевидное, но вы будете переживать из-за этого неделями, что тоже часть его плана. Вы не собираетесь спросить, почему я здесь?
— Какая разница? Я рада иметь компанию, когда мне не по себе.
— Я должна дать вам расслабиться.
— Я не хочу расслабляться. Я хочу позвонить в полицию.
Она повернула часы на запястье, чтобы проверить время.
— Позвоните им потом. У меня ушло восемь минут, чтобы дойти сюда. Допустим, еще восемь, чтобы вернуться. У меня есть клиентка, которая придет в свой обеденный перерыв, так что мне нужно будет вернуться вовремя, чтобы принять ее.
— Я надеюсь, что вы здесь, чтобы помочь.
— Да. Хотя, это странное ощущение. Я не привыкла находиться по эту сторону исповеди.
— Что заставило вас передумать?
— Я устала от того, что Нед управляет моей жизнью. Вы хотели узнать о моих отношениях с ним, я рада помочь.
— Я готова, когда вы готовы.
— Хорошо. Давайте начнем с судебного дела, и почему я согласилась на сделку, вместо того, чтобы бороться. У меня был нервный срыв, когда мне было восемнадцать. Доктора поставили диагноз клинической истерии, полученный на основании проверочного списка Перли-Гуза: пятьдесят пять симптомов, двадцать пять из которых должны присутствовать в девяти из десяти симптомных групп. Вы можете поверить в такое дерьмо?
У меня продолжались панические приступы, которые они представили как психопатические. Я пролежала в больнице две недели и должна была принимать коктейль из медикаментов. Если они составляли смесь правильно, со мной было все в порядке.
Разговорная терапия, конечно, но это больше для психиатров, которые состояли — угадайте? Из одних мужиков.
— И это раскопали у Берда-Шайна, когда вас проверяли?
— О, да. Они предоставили название больницы, даты приема и выписки, фамилии докторов и лекарства, которые я принимала.
— Как глубоко им нужно было копать? Наверняка, у вас нашлись друзья, готовые предоставить все подробности.
— Таким было мое предположение. Никто из моих друзей не клялся хранить секреты, но я думала, что могу доверять их благоразумию. Какое разочарование.
— Ну и что здесь такого? Вы провели две недели в больнице, а потом выздоровели. Что из этого мог извлечь адвокат Неда?
— Убийственную характеристику. Он изобразил меня как полную психопатку — нестабильную, мстительную и параноидальную. Я судила Неда за эмоциональный ущерб.
Все, что нужно было сделать Раффнеру — это показать, какой я была ненормальной, и что Нед стал жертвой моего состояния.
— Разве у вас не было доказательств, что он вас преследовал и угрожал?
— У меня были записи телефонных разговоров, но не было свидетелей. Я не понимала, как осторожно он меня подставил.
— В каком смысле?
— У меня были все записки, которые он оставлял на моей машине, или на крыльце, или в почтовом ящике, или в любом месте, которое он мог придумать, чтобы досадить мне.
Хотите знать, что там было написано? Такие вещи, как: “Я люблю тебя”, “Пожалуйста, прости”, “Ты для меня дороже всего на свете”, “Позволь мне быть ближе”.
Могу себе представить, как это выглядело бы для присяжных. Они сожгли бы меня на костре.
— Как вы вообще с ним связались?
— Мы работали в одной компании. Я занималась маркетингом. Он — продажами.
— Разве это не запрещено?
— И да, и нет. В целом, это не одобряется, но определенной политики не существует. Пока наши отношения не влияют на работу, все смотрят сквозь пальцы.
— Как долго вы встечались?
— Полтора года. Первые шесть месяцев все было прекрасно, потом дела стали приобретать странный оборот. Нед увлекается фотографией, так что он захотел сфотографировать меня, что само по себе нормально, но поверьте, в этом была какая-то патология. Он настаивал, чтобы я надевала определенную одежду, вместе с париком и макияжем. Я понимала, что он собирался сделать: превратить меня в кого-то другого. Я только не знала, в кого. Еще у него был немно-ожечко странный вкус в том, что относилось к сексу.